А я держалась за стену боясь упасть. Сердце билось где-то в ушах. После вечеринки, с той девкой? На том же самом диване? После того как я была с ним в свой первый раз?..
– Кстати, бро, раз уж пошла такая пьянка, – продолжил тот, кто мне сегодня раскрыл глаза на ситуацию. – А давай ты позвонишь этой девочке-я-подарила-брелок-с-сердечком?
– Нахера? Нет, я, конечно, уверен, что она прибежит ко мне по щелчку пальцев, но юмор мне не понятен. Осточертела она мне до тошноты.
– Ну...– вдруг замялся Юрик, а я напряглась, судорожно сжимая в кулаке лист. Даже не заметила когда успела оторвать его от лианы. – А давай с ней тоже тройничок замутим? Поучим, так сказать. Вдруг она не безнадежна? Чем черт не шутит? Помнишь, мы тогда опробовали бабу с бабочкой на жопе? Ух, хороша была сучка! Как вспомню ее, так мыслей столько новых появляется, заипешься в жизнь их приводить. Хотя, хер не мыло, не сотрется, только блестеть сильнее будет, – грубо заржал придурок. Он что-то еще говорил, такое же мерзкое, сквозь туман в голове я мало что смогла понять.
Услышала тихий придушенный всхлип. Память услужливо прокрутило несколько слов, набатом звучавшие в голове.
Бабочка... бабочка на жопе... тройничок...
И если еще какие то сомнения в моей голове были, то теперь, когда я посмотрела на Ленку, что вжалась в угол, белая, дрожащая, кусающая свой кулак в косметической перчатке, совершенно безумным взглядом смотрящая на меня. Мокрое от слез лицо видела через черную пелену в глазах. Все встало на свои места. Резко, со щелчком, в оглушающей тишине вакуума в голове. Она тоже слушала весь разговор. И тоже поняла КТО! Кто именно был моим парнем. А я поняла с кем она тогда трахалась, когда пришла ко мне в почти невменяемом состоянии и кого я успокаивала в ванной... и кого я все это время любила... их...
Голова закружилась, меня повело в сторону на ватных ногах. Стало физически больно сделать вдох – как будто грудой камней засыпало. Лена что то шептала или кричала мне, удерживая за руки, стоя передо мной на коленях. Я даже не заметила когда она оказалась рядом. Ее прикосновение прошило током – дернулась в сторону. Вырвалась, оставив в ее руках свои перчатки, они просто соскользнули с рук. Или были сорваны с кожей? Не знаю, я не заметила.
Машинально сделала несколько шагов от нее, стремясь только к одному – оказаться от нее как можно дальше. Не дышать с ней одним воздухом, не чувствовать рядом человека с которым спал мой... нет, не мой. И никогда моим не был.
И вывалилась в соседнее место для курения. Резко развернулась, почти упав на... него. Черные начищенные ботинки, брюки со стрелками, черная рубашка. Светлые волосы в своем обычном слегка растрепанном состоянии и удивление в голубых холодных глазах. Насмешка в черных глазах его друга, что рассматривает меня, оценивающе, раздевающее, грязно. Передернуло от отвращения, чуть не стошнило.
– Ну что, крошка? Ты слышала мое предложение. Не хочешь с нами сегодня зажечь не по детски? Тебе понравится, я гарантирую. Уж вдвоем то мы раскочегарим тебя? На крайняк стимулов тебе накапаем. А уж после нескольких колесиков ты наконец то проснешься, ползать на коленях и умолять о трахе будешь. Если нас не хватит, мы еще братву позовем, – затянулся уже почти докуренной сигаретой. – Пару-тройку еще таких же крутых парней, или больше, нам не жалко и не в падлу. Ну как? – и сделал шаг ко мне.
А я смотрела в голубые глаза. Смотрела и не могла сделать вздоха. Смотрела и видела равнодушие и холод. А также заинтересованность, в словах своего друга.
Нет сил моих тут больше находиться. Бежать, бежать как можно дальше отсюда.
Развернулась и рванула на выход. Несколько раз налетала на людей, наверное мне что то кричали в спину, не знаю.
...в раскорячку... кожей дивана... на всю квартиру... на коленях...
Каким то чудом я не слетела с лестницы и не сломала шею на ней.
...выше трех из десятки никак... колесиков...
Домой, только домой. Спрятаться, скрыться, забиться в свою нору и умереть там. Не на людях, не при них.
...полведра... кожей дивана скрипели... блонди...
Бежать быстрее, дальше.
...Вдвоем раскочегарим... не в падлу...
Убежать как можно дальше от этих слов. Быть может, мне повезет, и ветер, что шумит в моих ушах и обжигает холодом лицо, оторвет от меня эти слова. Они развеются безобидными опилками за моей спиной.
...Кулачник... полведра резинок... резиновая-зина...
Еще быстрее, слезы жгут глаза.
...Бабочка на жопе...
Только не плакать, горло свело от комка слез в нем. Я смогу, мне нужно только десять минут, чтобы добраться до дома. Закрыться, ото всех, уйти.
...Кожа дивана скрипит... тройничок... осточертела до тошноты...
Два тела, сплетенные на кожаном диване – Вадим и я.
... совсем припрет... прям край будет... сунуть пару разиков...
Понеслась еще быстрее, лишь краем глаза отмечая, что уже влетаю в свой двор.
...Раскочегарим... по щелчку пальцев...
И почти падая на капот машины поворачивающей во двор с дороги.
...Тройничок... замутим... бабочка... тройничок... колесики... позвонишь...совсем край...
Какие то крики мне в спину. Мне пофигу. Мне нужно продержаться еще две минуты. Потом... Потом...
Остановилась около своего подъезда, ударившись грудью в металлическую дверь и вышибив скудные остатки кислорода. Дом отменяется. У меня просто нет с собой ключей. Я оставила свою сумку на подоконнике в курилке. Почти упала на лавку около подъезда, запустила пальцы в растрепавшиеся волосы, шпилек нет и в помине. Меня начал душить смех, истерический хохот, потихоньку перерастающий в истерику. Чем я прогневила небеса, за что мне теперь все это? Мне некуда идти. Совсем. Возвращаться? Лучше умереть под кустом, чем увидеть их еще раз.
При встрече я просто убью Юрика, собственными руками задушу, разорву зубами горло или оторву яйца. Не смогу равнодушно пройти мимо. Больше ничего не сдерживает...
Вадим. Сглотнула горький ком в горле. Слезы вот-вот готовы политься по щекам. Я еще держусь, раз за разом загоняя их все глубже. Не пуская истерику – просто боюсь, что остановиться уже не смогу. Внутри все сжимается, становится трудно дышать. Да и не хочется, уж если честно. Как я, такая уравновешенная и рассудительная, смогла так вляпаться? Влюбиться? Скорее заболеть человеком, поверить ему. Совсем как Лене.
Черт! С силой ударила кулаком в доски лавки. В кисти что хрустнуло, руку прострелила острая боль. И я была ей рада, бесконечно рада, что могу хоть чем то отвлечься от раздирающей боли внутри. Лена... как же так, как я могла так верить тебе, так врасти душой в тебя, что сейчас пришлось рвать кусок с мясом. Рвать ли? Рвать! Резко, сильно, и ничего нет в остатке... Не могу, так больно разочаровываться в том, кого любишь.
Встала. Пока еще у меня есть силы. Одна единственная мысль набатом звучала в голове. Средство и способ решения проблемы.
Мой любимый парк. Моя отдушина, когда я не могу справиться со своими чувствами. Когда мне надо подумать и взять себя в руки. Исполнишь мою последнюю просьбу? А уже вечер. Темный вечер февраля, с почти растаявшим снегом и пограничной между плюсом и минусом температурой. А я в толстовке. Холодно? В душе мне холоднее. Хочется замерзнуть, заснуть и никогда больше не просыпаться, не чувствовать, не дышать, испытывая разрывающую боль при каждом вдохе.
Я побежала, как когда то давно, глотая ледяной воздух широко открытым ртом, впуская его в себя, радуясь ему как лучшему другу. Опять одиночество. Тогда зачем все? Какая разница, если в душе пустота, вакуум, что постепенно затягивает меня все глубже. И желание выбраться тает, как снег под дождем.
Закрыла глаза на бегу – а перед ними опять коричневый диван. Руки автоматически сжимаю в кулаки, стремясь прогнать картинку. С такой силой, что ногти врезаются в ладонь и режут кожу, но только одной руки – вторую кисть сжать не могу, простреливает болью. Не останавливаясь, перевела взгляд на руку – она начала опухать в районе запястья. Испуга нет, только равнодушие и отрешенный интерес. Руку я еще не травмировала. Обычно страдает голеностоп.