Выбрать главу

  Точно также не смогла ответить Ленке, она звонила мне неоднократно, писала сообщения. В моем телефоне в истории общения с ней насчитывалось больше пятидесяти попыток начать диалог. Я не смогла их читать, но и удалить тоже рука не поднялась. Прочитала только спустя несколько недель, всем скопом. И поняла одну простую вещь – ей было так же хреново, если не хуже. Она винила себя в том многом, в чем не была виновата. Но мне это надо было не просто понять, а еще и принять, и пережить, и простить. И ее и себя. Вот только легче сказать, чем сделать.

  Несколько раз я набирала сообщение ей на телефон, в соцсети или хотела просто банально позвонить. И не могла. Я ощущала странную смесь эмоций – мне очень хотелось услышать ее голос, вновь почувствовать рядом человека, которому была когда то дорога, и который до сих пор дорог мне. И на которого я сильно, до дрожи в руках, злилась. Что она связалась с тем, с кем не надо было, сделала то, за что поплатилась сполна. За то, что я такая же дура, как и она. Ее невиноватая вина причинила огромное количество боли нам обеим. А еще чувство собственной вины перед Леной – и это самой себе еще надо простить. И это непросто.

  Все решилось в один, не сказать что прекрасный, момент. Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло.

  * * *

  Июнь. Жара. Просто неимоверная. Уж на что я люблю тепло и солнце, но даже для меня это был перебор. Неожиданно пришедший какой то там фронт принес нам пекло в тридцать с лишним градусов. А мы сидели на консультации. Завтра экзамен, сложный, нудный, совершенно непонятный.

  В небольшой перерыв в середине консультации, когда мы стандартно дышали воздухом свободы на крылечке, у Тёмы, который стоял тут же, зазвонил телефон. Парень ответил, некоторое время напряженно вслушивался в слова собеседника, бледнее и хмурясь. А потом:

  – К ней можно? – сдавленный голос парня заставил меня подобраться. Сердце неприятно кольнуло предчувствием. – Да, я еду, конечно.

  Сбросил вызов и тут же начал звонить куда то еще, нервно прохаживаясь туда-сюда и запустив пальцы в волосы, приводя в полнейший беспорядок и так лохматую шевелюру.

  – Алло? Да. Можно машину на Бауманскую. Поедем по городу, до Воскресенской. Мне очень срочно! Пожалуйста, как можно скорее! Да, жду, – подошла поближе и положила ладонь на плечо Тёмы. Развернулся ко мне лицом, смотрит в глаза, но я больше чем уверена, не видит меня перед собой. Такого расстроенного и испуганного я не видела друга никогда. – Хорошо, спасибо.

  Сбросил вызов. Пальцы слегка подрагивают, вертит в ладони телефон, пытаясь успокоиться. Сильнее сжала руку на его плече, немного наклонилась, заглядывая в лицо.

  – Таша в больнице. Приступ. Опять. Я вызвал такси.

  – Я с тобой. Сейчас, подожди меня, я мигом! – метнулась в аудиторию собрать вещи.

  И мне было совершенно все равно на то, что консультация еще не закончилась, что препод обладает мстительным характером и что скажут окружающие. Просто сгребла свою блочную тетрадь, скинула ручку в сумку. Мимоходом подцепила тетрадь друга. Пролетела по коридору, бегом спустилась по лестнице. Машина уже подъехала, Тёма меня ждал. Юркнула на заднее сидение авто.

  За всю дорогу мы не сказали друг ни слова, ни к чему это было. Я благодарна другу за то, что не стал вспоминать обиды в такой напряженный момент, хотя имел на это полное право.

  Таша... такая маленькая на больничной койке... в одноместной палате. Рядом стойка с капельницей, иголка воткнута в правую руку, глаза закрыты. Я не смогла зайти в палату, остановившись около двери со слегка мутным стеклом. Без сознания??

  – Она сейчас спит, – послышался тихий голос за моей спиной, на плечо легла легкая рука, чуть сжала. – Привет, Мариша.

  – Здравствуйте, Тамара Владимировна, – сглотнув, повернула голову к Ташиной маме. Та без раздумий обняла меня, слегка погладив по лопаткам. Стыд накрыл удушливой волной. Я сволочь и нет мне прощения. Глаза защипало от не прошеных слез.

  – Ну что ты, солнышко. Все хорошо, не переживай, – приняла по своему мои глаза на мокром месте тетя Тома, как когда то звала я эту чудесную женщину. – Все хорошо, просто Наташе вкололи лекарство, а у него побочный эффект сонливость. Вот и сморило мою девочку.

  – Что произошло?

  – Мы расслабились, не было проблем уже почти два года, все было хорошо. Наташа не взяла ингалятор. Глупо и самоуверенно, он занял слишком много места в крохотной сумочке... Наверное, все вместе навалилось. Тяжелая сессия, она переутомилась, перенервничала. Жара, тополиный пух, может быть, пыльца. Но факт остается фактом, забрали на скорой из института сегодня в одиннадцать. Врачи говорят, что могут уже сегодня выписать, но лучше подождать до завтра. Ну и в течение недели под наблюдением. Ты же знаешь, ее сложно уговорить лежать в больнице, ей проще мотаться сюда каждый день, – слегка ворчливо закончила тетя Тома.

  А я нервно сглотнула... она перенервничала. В этом есть и моя вина. Стало очень больно.

  И одновременно так захотелось подойти к ней, прикоснуться, убедиться, что все хорошо, что все обошлось. Подержать ее за руку, за которую сейчас держит ее Тёма, периодически целуя тонкое запястье левой руки.

  – Они очень красивая пара. Не устаю наблюдать за ними. Как он трепетно и нежно к ней относится. А дочка просто оживает рядом с ним. Без него она просто ждет его прихода, а с ним светится как солнышко. Такое ощущение, что у них одни мысли, одно дыхание на двоих – начнет двигаться он, она подхватывает, и наоборот, – с нежностью проговорила тетя Тома. В глазах у нее блеснули слезы, она промокнула их уголком бумажного платочка. – Как твои дела, Мариша?

  – Спасибо, тетя Том, все хорошо. Учеба учится потихоньку, работа работается. Все спокойно, без потрясений, – улыбнулась я, говоря почти правду. Сейчас на самом деле все именно так. Я боюсь этих расспросов от посторонних людей о своих делах. Мне нечем похвастаться, а незаслуженно грубить человеку не дело.

  Ташина мама внимательно посмотрела на меня, безошибочно читая все по моему лицу, все эмоции, все мысли, все чувства. По крайней мере, мне так показалось. Паранойей попахивает, чесслово. Большим пальцем с аккуратным маникюром разгладила морщинку между моих бровей и мягко улыбнулась, больше ни о чем не спрашивая.

  – Тебе принести кофе, Мариша?

  – Я буду вам очень благодарна, спасибо, – я кивнула. Захотелось хоть капельку времени побыть рядом с подругой, пусть я на это и не имею права.

  Тетя Тома кивнула, зашла в палату, наклонилась и что-то прошептала на ухо Тёме. Он подумал несколько секунд, согласно кивнул, еще раз поцеловал руку Таши и вышел из палаты в коридор, не сказав мне ни слова.

  Постояла немного, борясь с собой. И вошла в палату. Тихо приблизилась к подруге, присела на самый краешек постели, погладила ее по волосам.

  – Прости меня, солнышко. Я так виновата перед тобой, перед вами. Но... я не могла иначе. Господи, сложно было тогда, не стало особенно легче и сейчас. Знаю, что не права. Я не должна была закрываться от вас, изворачиваться и поступать так как поступила – трусливо, мерзко, низко. Просто тогда было так больно, что сил не было... сил не было смотреть на вас... таких счастливых... таких... – сглотнула комок слез, пытаясь не расплакаться, – Сама вокруг себя сплела паутину, отгораживаясь от всего подряд. Я попыталась перебить одну боль другой, с которой смогу справиться и жить дальше. И сама себя переиграла, сделав только хуже. Вот только теперь не знаю, как все исправить. Я обидела вас всех, одного за другим. Знала, на какие именно точки надо давить, чтобы наверняка сделать больно вам, и не мучиться от нее в одиночестве. И получала от этого какое то удовольствие. Сделал гадость, на сердце радость, – невесело рассмеялась, уже не в состоянии удержать слезы. – Я так надеялась, что смогу хоть немного заглушить свою боль, просто перестав видеть вас... а стало только хуже. Я... Господи! Так завидовала вашим отношениям! Наглядная демонстрация того, о чем были мои мечты, и чего мне не получилось испытать. А обвинила в своих проблемах тех, кто попытался помочь, тех кто оказался близко, тех, кому не была безразлична... Я не знаю, как вымолить прощения, и так виновата перед вами. Простите ли вы меня хоть когда то, – всхлипнула и прижалась лбом к животу Таши. Такие соленые слезы капали на больничную простыню.