— Ты подожди, Тулькин, — сказал я, — ты про письмо скажи, ты подбросил письмо?
— Конечно, подбросил.
— На кухню?
— Как договорились.
— А на кухне кто-нибудь был?
— Сашка всё время торчал. Потом он полез в шкаф, а я в это время — раз! И письмо на полу! Твой брат его поднял! Я дёру!
— Значит, началось… — сказал я.
— В том-то и дело, — ответил Тулькин, — что ничего почему-то не началось.
— Как — не началось?
— Очень просто, — пояснил Тулькин. — Как только ваш Сашка поднял письмо, он сначала бросился к окошку, чтобы посмотреть, кто бросил письмо, но я уже к этому времени спрятался. Тогда он с этим письмом побежал в комнату. А я тогда обогнул вашу дачу с другой стороны, побежал домой, вынес на улицу стул и стал ждать. Слышу, у вас в гостиной телик работает. Минут пять сидел ждал. Вот, думаю, Сашка письмо принёс твоему отцу или матери. Вот они его прочитали! И вот в панике выскакивают на улицу, как ты обещал.
— Ну, а они что? — спросил я с нетерпением.
— Что они?.. Я сижу, а они не выскакивают!.. А телик работает… Детектив передаёт…
— А почему же они не выскакивают? — спросил я с каким-то чувством растерянности.
— Наверно, решили сначала досмотреть детектив, а потом уж выскочить?..
— Твоё счастье, Тулькин, — сказал я, сжимая кулаки, — что у меня руки связаны, а то бы я тебе за такие слова… Это ты бы, может быть, не выскочил, всё сидел бы у телевизора, если бы у тебя сына украли, а мои родители выскочат, вот увидишь, просто ещё мало времени прошло.
— Мало времени? Пять минут бежал! Десять ждал! Пять минут обратно! И ещё три минуты с тобой разговариваем! Да за это время весь наш дачный посёлок можно было поднять на ноги!
Я промолчал. В словах Тулькина была какая-то неприятная для меня логика. За это время в дачном посёлке, по моим расчётам, обязательно должен был подняться настоящий переполох. Но кругом было так же тихо, как и до моего похищения.
— Ничего не понимаю… — Я действительно ничего не понимал. — Почему же меня не выкупают?..
— А чего тут непонятного? Не стоишь ты шести тысяч. «Москвич» стоит, а ты нет.
— А при чём здесь «Москвич»?
— А при том, сам же говорил, что твой отец завтра должен выкупить в магазине свой «Москвич», — сказал горячо Тулькин. — Если твой отец выкупит тебя в первую очередь, то он останется без денег, и у него пропадёт очередь на машину, а если он выкупит сначала машину, то ты не пропадёшь, ты же сам написал, что находишься в безопасном месте.
— Значит, ты думаешь, что они сначала выкупят машину?
— Конечно, машину, а потом займут денег и выкупят тебя.
— Что же, я должен на этом кладбище неизвестно сколько торчать? (Тулькин продолжал сидеть где-то там, уже в темноте, и сопеть.) А ты знаешь, — сказал я, — как неприятно здесь сидеть?
— Тогда нечего заламывать за себя такую цену! Хочешь прославиться, сегодня же запроси рублей пятьдесят за себя, и хватит.
— То говорил, я мало запросил, теперь — много… А почему пятьдесят?
— Хватит с тебя, — объяснила мне темнота голосом Тулькина.
Я обдумал предложение Тулькина и сказал:
— Ни за что! Надо мной же будут все ребята смеяться, что меня только за пятьдесят рублей выкупили… Сына Кеннета Янга за большой выкуп, написано, выкупили. Я думаю, что большой выкуп — это тысяч шесть.
— Твой отец не Кеннет Янг, и ты не его сын, — сказал Тулькин. — У них свои цены, у нас свои…
— Неужели им жалко заплатить за меня шесть тысяч рублей? — простонал я вслух.
— Ну ладно, Завитайкин, не расстраивайся… Сейчас я напишу ещё одно письмо, — сказал Тулькин. — Мы тебя в этом письме уценим, и твои родители тебя, может быть, выкупят. — Тулькин зажёг фонарик, снял перчатки и вытащил из кармана куртки блокнот и вечное перо.
— Чтоб меня уценивать!.. — сказал я. — Да ни за что на свете!
— Пятьдесят! — предложил Тулькин.
— Шесть тысяч! — сказал я. — Я эту цену для Тани назначил. Чтоб она знала, что я чего-то стою.
— Пятьдесят! — сказал Тулькин. — И ни копейки больше!
— Пять тысяч шестьсот! — сдался я.
— Пятьдесят! — повторил упрямо Тулькин. — Раз — пятьдесят! Два — пятьдесят! Три — пятьдесят! (Я не согласился.) Всё! — сказал Тулькин. — Я выхожу из этого дела! Таскать по кладбищу доплатные письма! Ещё ноги переломаешь!