— А к нам Мишенька приехал!.. — сказала моя мама как бы радостным и вместе с тем тревожным голосом. — Аня вечером дежурит, поэтому просила, чтобы Мишка погостил у нас…
Папа улыбнулся кисло-прекисло, а мама, вероятно, для того, чтобы хоть немного его обрадовать и развеселить, сказала:
— Я взяла три билета в театр, так что потихонечку будем собираться… и поедем… А Валя с Мишей покараулят дачу…
При слове «поедем» Наташка запрыгала и захлопала в ладоши, папа почему-то вздрогнул, осмотрел меня с ног до головы и вытянул у меня из брюк кожаный ремень. Потом он подошёл к Мишке и, указав пальцем на его ноги, обутые в кожаные ботинки, сказал:
— Снимай!
Мишка разулся, не сводя глаз с моих новых суконных ботинок на резиновом ходу.
А я не сводил глаз с Мишкиного рюкзака. Я на него сразу обратил внимание. Не понимаю только, почему этот загадочный рюкзак не заинтересовал моих родителей. Ну, мама, наверно, приняла Мишку за обыкновенного туриста, а папа? А папа, наверно, кроме съедобной кожи, в присутствии Мишки больше ни о чём не мог думать. А я сразу понял, что этот рюкзак означает… Он означает, что… «подготовка к отважным путешествиям продолжается»… и надо «ждать указаний».
Пока папа гремел на веранде крышкой сундука и замком, Мишка подтянул лямки и, шатаясь под тяжестью рюкзака, направился молча на берег Москвы-реки, на то самое место, где мы с ним так безжалостно расправились с моими ботинками. Я, конечно, уверенно… и в то же время неуверенно зашагал вслед за Мишкой. С трудом сбросив с себя на траву рюкзак, в котором при этом что-то лязгнуло и громыхнуло, Мишка повалился без сил на берег. А я опустился на траву поближе к рюкзаку и незаметно потрогал его рукой. На ощупь в рюкзаке, по-моему, было что-то очень круглое и очень железное. Но что? Как назло, Мишка всё время молчал. Он достал из-за пазухи какую-то зачитанную книжку и уткнулся в неё носом. Называлась книжка непонятно: «Мои друзья из племени нанкасе».
Решив, что это название мне пока ничем не грозит, я опять было затосковал о ботинках, даже не предполагая, что ровно через полчаса Мишка подвергнет меня таким испытаниям, по сравнению с которыми гибель моих ботинок будет выглядеть жалким и незначительным событием.
— Когда там, в театре, начало? — спросил Мишка, бросив нетерпеливый взгляд на часы.
— В шесть тридцать, — сказал я.
Видимо, эта цифра Мишку вполне устраивала, потому что он как-то вдруг подобрел и сказал своим хриплым и ужасным голосом:
— В конце концов, там… — Мишка бросил взгляд в жуткую даль, — …там надо будет уметь не только есть всякие кожаные вещи и предметы…
В кустах раздался лёгкий треск.
Мишка замолчал и огляделся подозрительно по сторонам. Я замер.
— Там надо будет уметь делать, например, кое-что и потруднее…
— Что, например, потруднее? — спросил я, насторожившись.
— Ну, например… например, — сказал Мишка, — уметь читать дым…
Сказав это, Мишка ударил несколько раз рукой по рюкзаку. Раздался металлический треск, как будто кто-то прошёлся по железной крыше.
— Это как же — читать дым? — спросил я.
— Очень просто! — сказал Мишка. — Тебе, скажем, нужно в джунглях передать мне секретно свои мысли на расстоянии. Ты зажигаешь костёр с дымом, сидишь и думаешь о своих секретных мыслях, а я сижу от тебя, скажем, за тридцать километров и секретно читаю дым… то есть не дым, а твои секретные мысли.
— Без радио? — спросил я.
— Конечно! — сказал Мишка.
— Не может быть! — сказал я.
Тогда Мишка раскрыл зачитанную книжку под названием «Мои друзья из племени нанкасе» и стал шёпотом читать:
— «…Но больше всего меня удивил случай в Африке среди племени нанкасе. Заметив на горизонте дым, я указал на него проводнику Мзинга и сказал: «Пожар!» Мзинга всмотрелся в даль и сказал: «Нет! Это наши люди сообщают, что охотятся у реки и упустили газель, но убили антилопу…»
В это время за нашими спинами затрещала сирень, и из кустов высунулось лицо моей сестры Наташки. Она подозрительно посмотрела на нас с Мишкой, поправила левой рукой причёску, сделанную специально для театра, и сказала:
— Читаете?.. Ну, ну!.. Читайте! Читайте!.. — и скрылась.
Мишка дождался, когда затихли её шаги, и сказал:
— Так что ты давай!
— Что — давай? — спросил я.