Торн колет себе панацелин. Вопреки распространенному мнению и названию это не панацея. Зато стихает боль, и ноги перестают дрожать, как щупальца ханаров.
Разумнее всего сейчас забраться в челнок, включить автопилот и дать деру. Латать раны, материться, набивать татуировку «не забуду, не прощу», строить планы мести. Если Граак мертв — а Торн подозревает, что к этому все пришло, и не ошибается — то по иерархии внутри группировки Торн наследует дело и теперь главный. Граак, окажись он в такой ситуации, без колебаний бросил бы все и сбежал. Да любой разумный батарианец сбежал бы.
Торн смотрит по сторонам. Ему трудно ворочать головой, поэтому он поворачивается всем телом и топчется на месте. Взгляд его цепляется то за один, то за другой зеленый доспех среди буро-желтой травы. Вообще-то Торн ни с кем не был особенно дружен в отряде. Его боялись, слушались, но не любили. Кличку «хуй во лбу» от большой любви не дают. Теперь некому больше так его называть, так что есть шанс, что кличка канет в прошлое вместе с бойцами Граака.
Торн берется за бок и ковыляет в сторону входа в здание.
*
Мудрецы говорят, что нужно искать красоту в каждом дне и во всем, что тебя окружает.
Давайте посмотрим, как красиво летит бутылка.
Она летит, как торпеда, и бока ее поблескивают в приглушенном свете настенных ламп и голубом биотическом пламени. За ней тянется пенный шлейф азарийского игристого вина. Эксперты говорят, что именно этот сорт получился очень удачным, сочетая во вкусе ягодные и фруктовые оттенки с терпкой нотой, которая остается на языке. Брызги пахнут летом и солнечными долинами Тессии – если верить рекламе, конечно. Обычный человек понюхает и скажет: м-м, ничего так, сладенько.
Увы, как и множество прекрасных вещей в этом несовершенном мире, полет бутылки недолговечен, и заканчивается он, когда донышко с хрустом врезается в лоб первому из «Синих светил», показавшемуся на пороге. По иронии судьбы это Люк. Он первый начал стрельбу, он первый ворвался в здание, и теперь он первый попадает под тяжелую руку коммандера Шепард. Можно не верить в карму, но это не значит, что карма не настигнет тебя.
В дверях возникает пробка, и, не дожидаясь, пока она рассосется, Шепард и Заид бегут к выходу с другой стороны комнаты. Уже в коридоре они слышат слитный яростный вопль. Неизвестно, что расстроило «Светил» больше: гибель горячо любимого психованного предводителя или пропажа ценного товара, — но общий смысл их криков сводится к «суки, падлы, нахуй расчленить». Шепард и Заид наддают. С лица Заида еще не сошло выражение блаженства, и он летит вперед, счастливый и кровавый, как ангел мести. За спиной у него все еще висит снайперская винтовка, которую он любовно протащил через всю систему вентиляции, хотя мог бы и не стараться. Шепард топает рядом, как машина смерти, принаряженная для утренника.
*
Когда Торн зажимает рукой одну рану, кровь немедленно начинает литься из другой. Поэтому, когда он заходит в приемный кабинет Граака, вся его броня покрыта пятнами и потеками и похожа на шкуру варрена особой породы. У Торна когда-то такой был, пока на Мендуаре не застрелили.
В кабинете он позволяет себе передышку. Бросает взгляд на Граака и понимает, что искусственное дыхание тут делать уже поздно. Рядом лежит Видо Сантьяго. То есть теоретически это он, судя по броне, которая когда-то была белой. Торну было бы проще, если бы у предполагаемого Видо было лицо, но чего нет, того нет. Ясно одно: с этим делать уже тоже ничего не нужно, — и Торн мысленно вычеркивает один пункт из своего списка.
Из-за распахнутой двери, ведущей в коридор в сторону шахт, слышно эхо криков, выстрелов и смачных звуков, с которыми шмякается о стену поднятое биотикой тело. Торн сплевывает и неторопливо бредет туда. За спиной у него остается три трупа. Три, потому что о Люке Торн позаботился еще на пороге, где «Синие светила» оставили товарища прийти в себя.
*
— Сдавайтесь, бляди! — орет лейтенант Фордж, но не спешит высовывать голову из-за удобной, широкой опорной балки. У его напарника, пренебрегшего этим правилом, пуля из пистолета открыла во лбу третий глаз, а Фордж вовсе не торопится узреть незримое.
— Пошел нахуй! Космодесант не сдается, сука! — нестройно отвечают впереди, там, где распахивает свои темные объятия брошенный забой.
Здание администрации врезано в гору, и из него руководство шахты в былые времена могло спуститься в туннели и любой забой, где требовалось начальственное внимание. Система переходов, подъемов и спусков оказалась запутанной, и многочисленные указатели могли как помочь, так и окончательно сбить с толку пришельца снаружи. Но невозможно сбить с пути того, кому совершенно все равно, где он окажется, лишь бы подальше от разгневанной толпы наемников, которых вперед гонят одновременно жажда мести и жажда денег. Поэтому Шепард и Заид просто бежали, пока не нырнули в темноту и прохладу забоя и заняли позиции по обе стороны от входа. Там они и находятся, отстреливая по одному самых ретивых «Светил». Искусственный глаз Заида и на удивление приличный визор Шепард облегчают им задачу. Ну, если можно считать приличным визор, по верхнему краю которого при каждом удачном попадании вспыхивает надпись: «Бум! О да, детка, ты лучше всех!». «Синие светила» отстреливаются в ответ, но пули барабанят по опорным балкам.
Шепард не нравятся эти опорные балки. Что-то — возможно, пятна ржавчины, трещины в бетоне и выбоины — подсказывает ей, что на такие балки лучше даже не дышать громче обычного. И уж тем более не расстреливать их из десятка стволов.
— Какой, блядь, космодесант?!
— Коммандер Шепард, ВКС Альянса, первый человек-Спектр во всей гребаной галактике!
— Да ну нахуй, — от удивления Фордж высовывается из укрытия, и пуля щелкает совсем рядом. — Шутите, бля.
— Я сейчас так, блядь, пошучу, что ты не встанешь потом.
— Да не. Ну бля. Ну вы че, серьезно? Охуеть!
— Фордж, ты там башкой стукнулся? — шипит из-за старого контейнера другой наемник. — Если это Спектр, нам пизда! Она же тут наверняка из-за…
— Да идите вы нахуй! — отмахивается Фордж. — Это же Шепард! Она, типа, спасла галактику. И человечество от Коллекционеров. И взорвала систему Бахак. Целую гребаную систему с гребаными батарианцами! Это, сука, было круто!
— Да блядь, не хотела я их взрывать, — бормочет Шепард.
— Вот ты, Чанг, хоть раз взрывал звездную систему? — не унимается Фордж. — Или хоть планету? Или хоть маленький гребаный астероид ты, блядь, взрывал хоть раз? Взрывал?
— Отъебись, Фордж! Нихуя я не взрывал, мы тут вообще не для того!
— Потому что нихуя ты не можешь взорвать систему. А Шепард смогла, потому что она крутая. Она круче, блядь, чем ты, в миллион раз. Она круче, чем кроганы. Она круче, чем Бласто! Эй, коммандер!
— Чего тебе?
— А что это за мужик с вами? Тоже типа Спектр или из Альянса? Ну, типа просто интересно, не подумайте чего.
— Кайден Аленко? — решает блеснуть познаниями Чанг из-за контейнера. И зря.
— Блядь, Чанг, если ты нихуя не знаешь, не открывай свой гребаный рот! Кайден Аленко погиб на Вермайре от лап блядского Сарена! И если ты думаешь, что это нормально — вот так упоминать павшего, блядь, товарища при коммандере, то я тебе скажу: это нихуя не этично! Извините, коммандер, Чанг у нас иногда тупит, а так он нормальный парень. Ну, не тупит когда, тогда нормальный.
— Ну, что ты начинаешь-то…
— Это ты, блядь, начинаешь!
— Я смотрю, ты тут дохуя знаток, — подает голос Заид. — Попробуй тогда пошевелить мозгами и вспомнить имя Заида Массани. Тогда не будешь задавать тупых вопросов.
Судя по сдавленному «ой, блядь», Чанг, может, и плохо знает подвиги коммандера Шепард, зато хорошо помнит историю «Синих светил».
— Да ладно, — упавшим голосом говорит Фордж.
— Шоколадно, блядь! Ну что, будем вспоминать старые добрые деньки?!