— Я тоже очень хотел бы на это надеяться, — признался Расторгуев. — Сидеть за решёткой в крупную клетку как-то утешительнее за свои, а не за чужие ошибки…
— А что такое ошибка?!. — вдруг взвился на дыбы Кедрин. — Это всего лишь один неверный шаг на пути к Истине! Ладно, я споткнулся и свернул себе шею, но для кого-то другого место моего смертельного падения станет отправной точкой!
— И что ты задумал?.. — осторожно спросил Расторгуев. — Надеюсь, для меня это не тайна?
— Да, собственно, ничего особо экстравагантного! Привычная для нас банальность! Рядовой ступенчатый зондаж. Каждую последующую градацию будем определять только после получения предварительных результатов предыдущих экспериментов. Частица довольно массивная, расколем её на более мелкие, а потом…
Кедрин выразительно показал руками, как это всё в мировой науке обычно делается.
— А энергии нам хватит? — поинтересовался Расторгуев. — Сколько сейчас в накопителях?
— Вот тут я пас… — развёл руками Кедрин. — Энергии у нас пока, вроде, полно, а относительно потребной… Считай!
Расторгуев подошёл к своему истасканному в непрерывных делах «Макроцефалу» и сел за его пульт. Кедрин поработал неплохо: он уже ввёл в его могучую «думалку» не только основные данные, но даже и вспомогательную информацию — подсказку.
— Ко мне вопросы будут? — лениво поинтересовался Кедрин. — И какие именно?
— Пока нет, — сказал Расторгуев, усаживаясь поудобнее, и привычно забегав по родной клавиатуре уже чуть отвыкшими от этих проблем пальцами. — Но только пока.
— Тогда я отсюда пошёл… — облегчённо вздохнул Кедрин. — Не буду мешать, у тебя же на моё присутствие в творческом процессе сильная мозговая аллергия…
— Да, катись… — сказал Расторгуев уже рассеянно. — Подальше и, желательно, на дольше…
— На скоко?.. — деловито поинтересовался Кедрин. Он не любил приблизительностей.
Расторгуев поморщил лоб.
— Да часа на четыре… Как минимум… Быстрее мы с ним, наверное, не управимся.
— Усёк… — сообщил Кедрин и помахал коллеге на прощание ручкой. — Испаряюсь!
Он ушёл, тихо прикрыв за собой дверь лаборатории. Это было в его манере: шумно появляться и незаметно исчезать.
Минут десять Расторгуев работал с вычислителем, время от времени поглядывая на телефон, потом всё-таки подошёл к нему и набрал свой домашний номер. … — Оля… — сказал он виновато. — Я звоню из института… Тут, понимаешь, такое дело…
— Ох, Лёнька… — вздохнула телефонная трубка голосом жены. — Надо было нам на твой отпуск уехать отсюда… Осталось-то всего две недели… Неужели, это так невмоготу?..
— Вопрос чести, — сказал Расторгуев не очень уверенно. Он жалел жену за то, что любит её чуть меньше, чем свою работу. Редкая женщина терпит такую соперницу, а эта сносила.
— Чьей чести?.. — печально спросила трубка. — Твоей или бессовестной Жоркиной?..
— Науки… — сказал он ещё неуверенней.
— Ох, — не поверила трубка, — что-то она своей нахальной физиономией очень сильно смахивает на нашего Жорку… Ну, ладно, наука — это суть неодушевлённая, а с Жоркой я при встрече поговорю по душам… Он у вас там слишком хорошо устроился! Ты ему прокладываешь дорогу, а он по ней прёт с дымом и грохотом!
— На этот раз дела обстоят не совсем так, — деликатно поправил Расторгуев жену. — Сегодня он прёт по бездорожью. С дымом и грохотом. И хочет всего лишь, чтобы я ему внятно показал, в какую сторону ему лучше дымить и грохотать.
— Сомневаюсь я… — опять не поверила трубка. — Это на Жорку совершенно не похоже…
— Он понемногу исправляется… — Расторгуев сам ни капли не верил тому, что говорил.
— Горбатого… — Ольга не закончила.
— Горбатых… — поправил её Расторгуев.
— И много вас там таких? Сгорбленных?..
— Было двое, — не стал Расторгуев врать до беспредела, — а теперь вот я один…
— Вот я и говорю, — сказала трубка тоном олимпийского победителя. — Жорка есть Жорка…
Расторгуев вздохнул и глянул на часы.
— Ты не огорчайся, Олюшка… Конечно же, Жорик есть Жорик, и он сейчас едет искупать перед тобой вину за то, что отнял меня у вашего досуга. Минут через пятнадцать он будет у вас, чтобы как всегда делать вид, что развлекает в моё отсутствие. Сводите его в парк — воскресенье всё-таки! Я дал ему на выгул четыре часа, но попытаюсь всё сделать пораньше. Очень уж он переживает. Даже с лица слегка свалился. Развлеките его там сами, у Алёшки это хорошо получается.