— По расписанию в половине третьего.
— Значит, время есть.
— Время есть. И еще, Минамото-сан!..
— Что такое?
— Я заказал из иммиграции поименные списки пассажиров и экипажа «Сахалина—12»…
— Что-нибудь примечательное?
— Нет, экипаж обычный плюс обычные автомобильные «туристы». За одним только исключением.
— Каким?
— Из Отару сегодня отплывает на одного человека больше, чем пришло вчера.
— Не понял!
— В отплывающий состав туристов внесен еще один гражданин Российской Федерации, якобы отставший от своего судна рыбак… так заявлено судовым агентом…
— Ищенко?
— Так точно, Ищенко Константин Петрович, семьдесят пятого года, выезжает по разрешению на высадку на берег… Паспорт моряка якобы оставил на судне, от которого отстал. При себе у него якобы только разрешение на высадку..
— На котором не требуется фотография!
— На котором не требуется фотография.
— Коврига?
— Уж во всяком случае он больше тянет на покойного Ищенко, чем, скажем, Накамура.
— Понятно, я через час буду, Ивахара-сан. На месте все обсудим. И вы на всякий случай отарский спецназ предупредите, а то много их больно… На всякий случай.
— Уже предупредил, Минамото-сан.
Пока я разбирался с Ивахарой, Ганин уже дорулил до въезда на скоростную, заехать на которую я ему не позволил.
— Погоди-ка, Ганин, давай сообразим, как нам в Отару ехать! — Я показал ему, чтобы он привстал у обочины.
— Чего такое, Такуя?
— Ивахара сказал, что ни на бесплатной «пятерке», ни на платной скоростной ковригинского «тигра» нет.
— Он что, в Отару не поехал?
— Не думаю… — Я пересказал Ганину информацию Ивахары о воскресшем Ищенко.
— Значит, просто бросил «тигра» и едет на джипе с Ито или с тем же Накамурой — вот и все!
— Логично! Но «тигр» ему дорог! Бросать такие раритеты жалко… — Я все еще не мог понять, куда подевался ковригинский броневик.
— Ему ноги делать надо, Такуя! Тут не до антиквариата!
— Погоди, Ганин! Чего ему дергаться? Он же не знает, что мы с тобой не рок-н-ролл, что мы дышим еще…
— Ну!..
— Тогда зачем ему с любимым «тигром» расставаться, а? Ему же сейчас ничего не угрожает!
— Так если, как ты говоришь, в порту усиленный режим, Маэно, там, полиция…
— Да нет, там никакого шума пока нет. Шум может начаться только тогда, когда ивахаровские ребята будут машины брать.
— А Маэно?
— Что Маэно? Маэно всегда при погрузках присутствует.
— Чего делать тогда?
— До Отару у нас только две дороги?
=— Из Саппоро?
— Из Саппоро.
— Из Саппоро — две, с юга, из Хакодате, — одна.
— При чем здесь Хакодате?!..
— Постой, а через Дзёзанкей?
— Что «через Дзёзанкей»?
— Как что?! Там же дамбу-то доделали в прошлом году! Ну из-за которой Тануки погорел! Водохранилище еще там за ней! Ну все еще кричали, зачем нам эта дамба на пустом месте! А потом выяснилось, что дамбу строила компания его племянника, а дорогу на ней клала и тоннели с обеих сторон рубила фирма двоюродного брата его жены!
— Так она что, дорога эта, открыта уже?
— Да уж больше года! Если Тануки сейчас посадят, ее же все равно не закроют, правда?
— За сколько до Дзёзанкей доедешь, Ганин?
— Отсюда? — Ганин огляделся. — Минут за сорок.
— У них форы с полчаса…
— Фигня, Такуя! Если они на нескольких машинах поехали, мы их еще до Дзёзанкей достанем! По городу караваном быстрее сорока не проехать! Тем более им надо этих двух, которым мы репы подправили, дожидаться! — проорал мне на ухо взбудораженный Ганин и рванулся с места.
Мы промчались через район Хигаси, проехали мимо еще одного памятника расхлебайской нашей экономики «мыльного пузыря» — гигантского белого яйца дворца спорта «Саппоро дом», на который было угрохано страшное количество народных денег только для того, чтобы этим летом там три раза заезжие знаменитости погоняли бы мячик в рамках чемпионата мира по футболу; просвистели мимо знаменитого овечьего пастбища на склоне живописного холма Нисиока, нисиокскими переулками пробрались к шоссе на Дзёзанкей. Машин, несмотря на будний день, было достаточно, и Ганину стоило немалых трудов пользоваться короткими расширениями для обгона, которых на узкой горной дороге было не так много, как хотелось бы.
— А скоро их вообще не будет! — прошипел Ганин. — Посадили вы, Такуя, хорошего человека! А он вон какие дороги нам строил…
Дорога на дамбу отходила направо сразу после тоннеля на въезде в Дзёзанкей. Как только Ганин взял на светофоре вправо, мы оказались на ней в полном одиночестве, что навеяло на меня определенные сомнения в правильности сделанных выводов. Но когда через пять минут мы подрулили к развилке, с которой дорога прямо вела непосредственно на Отару через верх злополучной дамбы, а направо было ответвление к симпатичному скверику у ее подножия, Ганин притормозил и показал мне вперед: