Ганин вышел из оцепенения и поехал вперед. Мы осторожно проехали мимо раненого — беспомощного и теперь уже беззубого, учитывая разбитый о прочный бетон, поставленный родственниками великого и ужасного Тануки, капот, — брошенного хозяином «тигра», заехали в темный тоннель, Ганин включил фары и притормозил. Тоннель был недлинным, и уже через пятьдесят метров пути мы увидели свет в его конце, а также смогли убедиться, что этот свет нам никто и ничто не застилает.
Джипы мы увидели снова через десять минут бесконечных виражей и торможений на горной дороге: они спускались по гигантской эстакадной петле за дамбой Асари — первой дамбой в этом районе, делавшей все остальные ненужными, по крайней мере, по мнению всех налогоплательщиков, с которыми почетный строитель всех времен и народов Тануки позволил себе не согласиться, пролоббировав в Токио финансирование сооружения последнего приюта ковригинского «тигра». Затевать в этом месте гонки отработку голливудских автомобильных трюков я Ганину категорически запретил: внизу, в симпатичной зоне отдыха, праздный люд играл в теннис, качался на качелях и жарил баранину на мангалах, благо время было как раз обеденное.
Мы медленно, как предписано правилами, спустились в долину вслед за черно — белым стадом внедорожников, проследовали за ними мимо бесконечных пансионатов и гостиниц с горячими источниками и в конце концов оказались на северо-восточной окраине Отару. Джипы оторвались от нас на втором же перекрестке, но особого разочарования по этому поводу я не испытал, а просто попросил Ганина подбросить меня к порту.
Глава одиннадцатая
Когда мы въехали в порт и стали подъезжать к пассажирскому терминалу, у которого обычно встают наши и российские паромы, я почувствовал в воздухе запах войны. С юга, с горных склонов, к порту подлетали два вертолета, на которых обычно десантируется наш благословенный спецназ, на подъездных дорожках теснились черные автобусы с зарешеченными окнами, в которых опять же выезжают на сухопутные операции спецназовцы, — вся эта обстановка свидетельствовала о том, что Ивахара, его начальство и подчиненные подготовились ко встрече нас с Ганиным, а заодно и развеселой ковригинской компании, более чем фундаментально.
Едва из-за очередного поворота показался высоченный борт «Сахалина—12» с раскрытым бортом и перекинутым на берег въездным мостом, через который внутрь судна загоняются машины, как негромкое урчание движка «галанта» перекрыли автоматные очереди и отдельные, видимо пистолетные, выстрелы. Я инстинктивно пригнулся, Ганин притормозил и посмотрел на меня.
— Ты чего, Такуя?
— Живот охватило! — отмахнулся я и выпрямился.
— А я тебе вчера говорил: не набивай себя рисом!
— Если 6 я вчера рисом не набился, Ганин, я бы сейчас здесь с тобой не сидел! Давай рули на площадку к «Сахалину».
На означенной площадке царило деловое оживление: часть облаченных в пуленепробиваемые шлемы с полупрозрачными забралами и бронированные жилеты спецназовцев выволакивала из двух «караванных» джипов увесистых бандитов и укладывала их на бетон лицом вниз, а другая часть прикрывала это мероприятие, стоя на полусогнутых ногах и целясь в потенциальных обидчиков из немецких автоматов MP—5. Я огляделся: третьего джипа-того самого белого «крузера», который подхватил на дамбе Ковригу, — не было. Зато справа, за углом пассажирского терминала, был развернут штаб революции: стояли наши черно — белые вэны, «тойоты» и копошилось десятка три ребят в родимой темно — синей форме.
Я показал Ганину, чтобы он двигал в направлении штаба. Тут же дорогу нам перекрыли три неизвестно откуда появившиеся полицейские «хонды», из одной, что встала слева от нас, выглянул Ивахара.
— Вы, Минамото-сан?
— Я.
— И Ганин-сан с вами?
— И Ганин-сан со мной!
— Давайте отъедем туда! — Ивахара показал на свой импровизированный штаб.
— Ковриги нет. — Я кивнул головой в сторону укладываемых спецназовцами бандитов.
— Нет. — Ивахара покачал головой.
— Порт оцеплен, как я понимаю?
— Да, на выезд перекрыт. Въезд пока разрешен, потому что от магазинов еще не все машины перегнали.
— Пассажиры на борту?