– Я вот «Ауди» взял родную, немецкую. Она семьдесят пять тысяч верст уже откатала, больше пяти лет ей, а состояние отличное. Это потому, что не по нашим колдобинам, а по автобанам в Гермашке. Никаких проблем – масло меняю только да бензин лью, – Малыш расписывает прелести своего автомобиля, Шурик с пьяной серьезностью кивает.
– Полина, вы не поверите, насколько пуст мир вокруг меня, – лицо Кирилла приобретает скорбное выражение.
– Мы снова на «вы»?
– Мне сложно опускаться до банального тыканья девушке, с которой можно говорить о высоком. Ведь пойми, я совершенно один среди всего этого моря людей. Все эти как бы творцы – мелкие бездуховные людишки. Они не понимают главного…
– И что же главное?
– А хрен его знает! Я тоже не понимаю, но в том-то и дело, что не понимаем мы это главное по-разному. Вот с вами я чувствую некую связь…
– Так мы все же на «вы» или на «ты»?
– Это так важно? На мой взгляд, главное – возникшая между нами связь…
– И что же это за связь?
– Пока я чувствую духовную, но ситуацию легко можно изменить…
Ну а мне приходится вести разговоры о судьбах рок-музыки – Костику удалось втянуть меня в бессмысленный и беспощадный спор:
– …Вот Оззи Озборн, он, что, может, по-твоему, устареть? – Костик воткнул в большой переносной магнитофон кассету, и оттуда загремела «No More Tears».
– Да не то что может, он уже устарел. Кость, эта музыка осталась в 70-х, ну частично, вот этими сольниками, в 80-х, но сегодня-то 90-е! Хард-рок скончался и разложился. Ты не заметил? Все эти запилы архаичные, длинные завитые волосы – на свалку. Слушай, время гранжа уже к концу подходит. Ты вообще в курсе, что «Nirvana» «Nevermind» записала три года назад, а в апреле Кобейн себе башню из ружья разнес?
– Да это все модернизированный хард-рок…
– Ты охренел?! Какой хард-рок – и рядом его нет! Ты интервью почитай с тем же Кобейном, Веддером, Корнеллом. Панк-рок и альтернатива американская – вот что они называют предтечей гранжа. «Sonic Youth» и «Pixies», а уж никак не «Deep Purple». Я тоже, например, вырос с песней «Smoke On The Water» в сердце, но мне и в голову не придет ставить ее в горячую ротацию у себя на радио. Сегодня время совсем другой музыки: «Faith No More» – уже классика, а твои кумиры все равно, что Элвис, – где-то там, за гранью времен.
– Слушай, сколько было этих однодневок, а вот Озборн да Ковердейл по-прежнему в строю…
– …Ага, живых мертвецов, занимающихся музыкальным бизнесом. Вместе с этими мудаками от «Soft metal». Ты мне еще про «Poison» или «Mötley Crüe» расскажи! В твоей же любимой Англии давно уже «Blur» в хит-парадах, а не «Вхите Снаке». Ты про брит-поп что-нибудь слышал?
– Поп он поп и есть, и место ему там же – в попе, – вот ведь как каламбурит, наверно, спьяну думает, что это очень остроумно, блин! – А про «WhiteSnake» зря ты так: «Fool For Your Loving No More» не вылезала, между прочим, из хит-парадов…
– Год какой был, Костян, блин, год какой?
– Господа! – Кира неуверенно поднимается с дивана с рюмкой в руках.
– Какие-такие господа, Кирюша? – Малыш прерывает разговор с Шуриком.
– Подожди, Стас, не перебивай меня, я хочу произнести несколько слов, прежде чем вы вернетесь к банальному пьянству…
– Ну как-то странно ты выражаешься – господа. Придется ответить…
– Вот! Вот, Полина, видите, с кем приходится выпивать…
Кира наклоняется к героине своего сегодняшнего романа, его качает, и романтический герой чуть не плюхается назад на диван. Удержав равновесие, он продолжает голосом, полным скорби:
– Разве вот эти люди способны оценить благородство душевного порыва? Не все, – Кира обвел туманным взором комнату, – некоторых из здесь находящихся я знаю с хорошей стороны, некоторых пока не имею чести знать близко, – снова многозначительно посмотрел на Полину и покачнулся, – но те, с кем знаком давно, вот эти два брата, например, – ничтожные люди… Я и рад бы сменить круг знакомств…
– …Но кто ж тебе позволит? – вворачиваю я.
– Не надо, друг мой, – Кира морщится, как будто проглотил какую-то гадость, – не надо! Я хотел сказать, что был бы рад сменить круг знакомств, но кто теперь оценит благородный порыв? И потом, как поет уважаемый мной Борис Борисович, «я точно такой, только хуже, но я говорю, что я вижу…»[5]
– И за козлов придется ответить, – вновь подает голос Малыш.
– Станислав, вы смешны мне своими угрозами! Боже, в какое время мы живем, почему меня угораздило родиться сейчас, а не век назад?