– Поздравляю, ты замечательно выглядишь.
Она закатывает глаза в недоверии.
– Это вежливо с твоей стороны. Тодд говорит, что я никогда не выглядела лучше, но думаю, он…
– Тодд Бьюкенен?!
Она смеется и кивает.
– Он самый! Мы поженились несколько лет назад.
Мне кажется, что я нахожусь в какой-то сумеречной зоне. Мои одноклассники женятся и заводят детей. Мне двадцать восемь лет, и я никогда никому не признавалась в любви. И единственный, перед кем я в ответе, это мой робот-пылесос. Как такое вообще возможно? Почему я так сильно отстаю?
– Это здорово, – отвечаю я хриплым голосом.
– Боже, ты выглядишь по-другому, – восклицает она, обводя рукой всю меня, от моих светлых волос до носков балеток. – Я имею в виду, ты была красивой в старшей школе, но не знала, что делать с этими волосами и веснушками. Я рада, что ты их не скрываешь.
Я прикасаюсь к щеке, немного шокированная ее откровенностью.
– Спасибо.
– Знаешь, я на днях видела Лукаса, – продолжает она. – Он переносил вещи на верхний этаж.
Мое тело напрягается, скорее всего, благодаря кофеину, хотя я не сделала еще ни глотка. Должно быть, таким же действием обладают и его пары.
– Хм?
Это новость для меня: я думала, он остановился у родителей. Лукас и я жили по соседству всю жизнь. Пока мы были маленькими, это особо не напрягало, но когда мы стали учиться в старшей школе, все изменилось. Не было никакого спасения. Мы знали каждый шаг друг друга. Каждый раз он оказывался снаружи дома в тот момент, когда парни забирали меня на свидание, и портил все впечатление. Он мог проверять почту, косить газон или мыть машину. Этими обычными занятиями он пытался скрыть истинное намерение: залезть мне в голову и испортить момент.
Я не была такой смелой. Когда такое происходило с ним, я сидела в своей комнате у окна и подглядывала. Когда нам было четырнадцать, он целовался с Кэрри Хокер на крыльце, а я наблюдала, прикованная к стеклу, и пыталась подавить рвотный рефлекс. Мне было интересно, как она вообще может это выносить.
Я тянусь за кофе и, крутя чашку в руке, изучаю его молочно-коричневый цвет, а затем снова смотрю на Ханну. Она немного ухмыляется и наклоняется ближе ко мне, чтобы бариста ее не услышал.
– Он до сих пор самый горячий парень из всех, кто учился в нашей школе.
Если бы в этот момент я сделала глоток кофе, то выплюнула бы его прямо ей в лицо.
– Судя по твоей реакции, вы до сих пор не ладите? – недоверчиво спрашивает она.
Я не удивлена, что она помнит нашу вражду. Мне кажется, однажды даже администрация Буша была проинформирована о наших выходках.
– Разве может нормальный человек поладить с кем-то настолько высокомерным? – шучу я, пытаясь возложить всю вину на Лукаса.
Она смеется.
– Ты была единственной, у кого с ним были проблемы. Мы никогда этого не понимали. Ходили даже слухи, что…
Я смеюсь громко и чересчур агрессивно. Мне необходимо, чтобы она замолчала и пошла уже рожать ребенка.
– Ну, я не хочу тебя задерживать, и мне нужно вернуться к чтению.
Она понимает намек и отступает. Я желаю ей удачных родов и делаю вид, что продолжаю читать журнал. Только когда она уходит, я понимаю, что не спросила о том, что она имела в виду, когда сказала, что он переносил вещи наверх.
Я слышала, что в этом здании перестроили второй этаж под лофт, но, конечно, он же не может быть прямо сейчас надо мной. Меня охватывает дрожь, и я медленно поднимаю глаза к потолку, ожидая, что, как в фильмах ужасов, капельки крови начнут капать мне на лицо.
Вместо этого я вижу только открытые воздуховоды и проводку и чувствую себя дурой. Я думала о Лукасе больше, чем хотелось. Такое чувство, что я уже проигрываю соревнование, которое даже еще не началось, так что следующие несколько минут я притворяюсь, будто вернулась в Дьюк, за миллион миль от Лукаса. Эта мысль потихоньку успокаивает нервы, и я почти представляю мир, в котором его не существует.
Как только достигаю спокойствия, достойного Оскара, которое собираюсь сегодня излучать, я вижу, как открывается соседняя с парадным входом в кафе дверь. Я морщу брови и наклоняюсь ближе к окну, медленно наблюдая, как на тротуар выходит мужчина. Мужчина, которого я надеялась избегать всю жизнь, или, по крайней мере, еще пять минут. Мужчина, который является главным проклятием всей моей жизни.
Глава 4
У меня пересыхает во рту, руки дрожат. Мой желудок скручивает, а затем начинает выкручивать кульбиты, как на американских горках на максимальной скорости. Технически мое желание исполняется: я вижу его до того, как он видит меня, но теперь мое намерение изменилось, и я хочу, чтобы он исчез, вернулся в свою нору и остался там навсегда.