— Что в сумках? — спрашивает она, пока я жую яблоко.
— Одежда для работы.
Она приподнимает бровь.
— Кажется, ты сказала, что тебе ничего не нужно.
— Это было до того... — Я прикусываю язык и поворачиваюсь к ней. — Я просто передумала, эта одежда новая и после обеда миссис Вильямс подогнала её под мои размеры.
Она ухмыляется.
— Значит, ты знаешь, не так ли?
— Вы о чём, мама?
Такое обращение, выдаёт моё раздражение к ней, так же, как, когда она использует моё полное имя.
Она трёт висок и вздыхает.
— Я сама узнала только за пару дней до твоего приезда и собиралась рассказать, но я слишком эгоистична, и хотела, чтобы ты вернулась домой. Тебя слишком долго не было.
— Ты все равно должна была сказать.
Она кивает, соглашаясь.
— Судя по новой одежде, ты не уезжаешь?
— Ты думаешь, я должна?
— Конечно нет.
— Хочешь посмотреть, что я купила?
Я протягиваю ей «оливковую ветвь» и она с радостью её принимает. Честно говоря, я не особо расстроена тем, что она не рассказала мне о Лукасе. Я понимаю её причины. Мы с ней всегда были близки, тем более, когда остались вдвоем, после того, как мой отец заболел, я тогда была маленькой. Она вряд ли хотела, чтобы я уезжала в колледж, и теперь, когда я вернулась, у меня больше нет намерений покидать этот город снова. Не тогда, когда, практика в клинике доктора Маккормика стала почти моей.
Мы находимся наверху в моей комнате, выбирая наряд для моего первого рабочего дня, когда звонит мой телефон. Номер незнакомый и я собираюсь проигнорировать звонок, но любопытство берет надо мной верх.
Выпроваживая маму из комнаты, я закрываю дверь и отвечаю.
— Алло?
— Дэйзи Белл? — Я не слышала этот голос одиннадцать лет.
— Кто это?
— Думаю, ты знаешь.
— Лукас Тэтчер. Ты звонишь со странного номера. Ты в тюрьме и потратил единственный звонок на меня?
— Я звоню из таксофона. Ты бы не взяла трубку, увидев мой номер.
— Сейчас 2017 год, где ты нашёл таксофон?
— Это не имеет значения. Мы давно не виделись, и я хотел растопить лед между нами. Не хочу, чтобы завтра, что-то пошло не так.
— Я понятия не имею, о чём ты говоришь. И с нетерпением жду, чтобы начать работать с тобой, Лукас.
— Знаешь, после всех этих лет, я все еще могу понять, когда ты врешь, но это не имеет значения. Это твой шанс красиво выйти из игры, Дэйзи. Ты можешь сказать всем, что у тебя появилась другая работа.
— Ты будешь единственным, кому нужна будет другая работа, когда доктор Маккормик, поймет, какую ошибку он совершил, наняв тебя.
— Сомневаюсь.
— Я собираюсь принести ему его любимое домашнее печенье.
— Мы планируем поиграть в гольф в эту субботу, и я позволю ему выиграть.
— Ты же не любишь проигрывать.
— Только тебе.
— Тогда следующие месяцы будут не особо приятными для тебя.
— Ты все сказала или мне кидать еще четвертак?
— Я вообще удивлена, что мне не пришлось самой оплачивать звонок.
Кажется, я слышу, как он смеется, но это может быть треск от древнего таксофона.
— Тогда увидимся утром, доктор Белл.
Я открываю рот, но затем решаю закончить разговор, не удостоив его ответом.
«Нет, если я увижу тебя первой».
Никто не удивился, когда узнал, что мы с Лукасом выбрали медицинское направление в колледже. А какой еще карьерный путь можно было избрать кроме медицины? Возможно юриспруденция? Но никому из нас не нравилось участвовать в разыгрываемых судебных процессах, которые мы едва пережили в девятом классе на уроках истории миссис Пайс. Единственная причина, по которой мы приложили хоть какие-то усилия, была в том, что мы представляли противоположные стороны процесса. И я выиграла, предоставив заключительный аргумент, которым бы гордился сам Аттикус Финч. Миссис Пайс пришлось выпить героическое количество Экседрина в том году.
В выпускном классе, Лукас получил приглашение: поступить в Стенфорд. Мне в свою очередь, тоже самое предложил Дьюк. Тот факт, что наши университеты находились на противоположных побережьях, еще больше укрепил наш выбор. На самом деле, я бы прошла весь путь до Новой Зеландии, если бы они предложили мне стипендию.
После того, как уехала в колледж, услышать, что-то о Лукасе я могла только от Мэделин. У нас было негласное правило, в котором я никогда не спрашивала о нем, а она рассказывала мне о нем так, будто мне было не все равно, что он делает со своей жизнью. Она была единственная, кто говорил мне о его предстоящих визитах домой, и, благодаря этому, я могла скорректировать свои. Убедившись, что он не собирается приезжать, я возвращалась домой на короткое и охваченное тревогой время. Из-за мысли о том, что он может появиться в нашем маленьком городке, я не могла нормально наслаждаться праздниками.