Поднимаясь по лестнице, Ромэйн вспомнила, что возлюбленный с нетерпением ждет, когда она уговорит деда принять его и обсудить с ним детали венчания. Ей не следует забывать о предупреждении Брэдли и держать в тайне план побега, но … она не может сбежать, не рискуя разбить сердце любимого дедушки, не предприняв последней попытки объяснить ему, что она искренне желает выйти замуж за Брэдли.
Клэйсон сопровождал мисс Смитфилд по лестнице до дверей, как будто она была почетным гостем. Ромэйн никогда не могла с уверенностью сказать, кто из двоих — дворецкий или герцог — в большей степени способствовал сохранению обстановки торжественной помпезности в доме, но предполагала, что Клэйсон наслаждался этой атмосферой.
Направляясь в библиотеку, Ромэйн опиралась рукой на дубовые перила, до блеска отполированные прикосновениями ладоней многих поколений Смитфилдов.
Когда они поднялись наверх, дворецкий протянул руку, чтобы принять у Ромэйн шляпу. Она остановилась в нерешительности, вынуждая остановиться и Клэйсона.
— Клэйсон, как я понимаю, днем здесь был мистер Монткриф.
— Вы ведь знаете, здесь, в поместье, герцог постоянно занят работой, — натянуто ответил дворецкий и тут же добавил: — Мисс Грэндж просила дать ей знать, как только вы вернетесь домой. Не прикажете ли сообщить компаньонке, что она может ждать вас, когда вы завершите беседу с его светлостью?
Ромэйн слишком часто слышала жесткие нотки в голосе дворецкого, чтобы предполагать, что может вынудить его быть искренним. Он охранял тайные помыслы Хозяина с упорством и стойкостью, присущими разве что членам кабинета министров. И хотя первоначально Ромэйн собиралась задать дворецкому еще один вопрос, после недолгого раздумья она решила все свое красноречие приберечь для беседы с дедом.
Клэйсон слегка постучал в дверь, по обе стороны которой разместились портреты деда и бабки самого герцога. Ромэйн не расслышала ответа, но, должно быть, его уловило чуткое ухо дворецкого, потому что Клэйсон распахнул дверь и произнес:
— Леди Ромэйн, ваша светлость.
Ромэйн с усилием растянула в улыбке крепко сжатые губы и вошла в комнату, которая лишь ненамного уступала в размерах вестибюлю. В этот день поздней зимы солнечные лучи с трудом пробивались в кабинет, вдоль стен которого разместились шкафы с книгами в кожаных переплетах. Массивные каменные стены и глубоко утопленные в них окна служили надежной защитой от солнца. Частично окна были украшены витражами, запечатлевшими древний герб семьи — гребень воинственной птицы, — и солнечные лучи, просочившиеся сквозь разноцветные стекла, окрасившись в золотые и кроваво-красные тона, широкими мазками ложились на тяжелые крестообразные перекрытия, поддерживающие высокий свод.
Ромэйн шествовала по темно-синему ковру, минуя многочисленные предметы мебели темно-красного дерева, заполнившие все свободное пространство обширной комнаты. Сделанные на века мастером, пренебрегшим понятием комфорта, коренастые, тяжеловесные столы и жесткие кресла не располагали к задушевной, приятной беседе. В комнате не было слышно даже веселого потрескивания поленьев, пылавших в высоком каменном камине; языки пламени не достигали облицовки, а каминная доска располагалась выше головы девушки.
Старый Вестхэмптон оторвался от изучения бумаг, которые он медленно читал, сидя за дубовым столом, и взглянул на внучку. Вокруг седой головы герцога плавало густое облако дыма от его любимых сигар, их специфический аромат заполнил все пространство комнаты и угрожал удушливым кляпом заткнуть Ромэйн рот. Дедушка не приподнялся навстречу внучке, да Ромэйн и не ждала этого: он продолжал относиться к ней как к ребенку. Девушке очень хотелось напомнить деду, что скоро ей исполнится двадцать два года и что многие ее подруги уже нянчат своих первенцев и, по слухам, не собираются медлить с рождением следующих.
Обойдя вокруг длинного стола, девушка наклонилась, чтобы поцеловать старика в щеку. Прикосновение к его морщинистому лицу всегда вызывало у него воспоминание о прикосновении к высохшему пергаменту. Герцог слегка похлопал внучку по плечу, большего она и не ждала: дедушка всегда был сдержан в отношении чувств к единственному ребенку своего единственного сына. Тем не менее Ромэйн твердо знала, что дедушка любит ее так же нежно, как и она его.
— Я думал, ты в гостях у этой зануды леди Фокскрофт, — вместо приветствия проворчал старик.
— Я была у нее.
Герцог взглянул в окно, заметил, что сумерки сгущаются, и кивнул.
— Ну и как поживает эта болтушка? Наверное, у тебя голова идет кругом от последних городских сплетен.