Ромэйн пришлось улыбнуться. Филомена любезно произнесла:
— Я хотела поблагодарить тебя за приглашение присутствовать на приеме в честь первого выхода в свет твоей кузины.
— Рада принять благодарность от тебя, — от смущения Ромэйн проговорила эту фразу запинаясь. У Филомены были все основания невзлюбить ее, потому что Брэдли вел себя так, будто после возвращения Ромэйн в свет Филомены не существовало.
— Давай как-нибудь поболтаем дома.
— Буду рада, но давай встретимся в доме моего дедушки: мне бы не хотелось беспокоить твоего отца. Кстати, как он себя чувствует?
Лицо Филомены превратилось в трагедийную маску.
— Отец угасает на глазах. Его доктор сомневается только в том, сочтены ли его дни или уже часы.
— Мне очень жаль, Филомена. Я понимаю, каково это — жить в страхе за того, кого любишь.
Вместо ответа прекрасная брюнетка встала и поспешила уйти. Ромэйн хотела было последовать за ней, решив, что Филомена неверно поняла ее. Она, Ромэйн, вовсе не имела в виду Брэдли. Ее чувства к нему иссякли, как только выяснилось, что бывший жених жив. Она имела в виду возможный отъезд Джеймса в армию.
— Ты не можешь ей помочь. — Ромэйн нахмурилась, услышав голос Брэдли. В его холодных словах не было ни капли сострадания.
— Тогда постарайся утешить ее сам.
— Сегодня она не нуждается в моей помощи, дорогая.
— Ты не должен называть меня так теперь, когда… — и Ромэйн бросила виноватый взгляд на Филомену, которая беседовала … с лордом Киммелем. Возможно ли, что она возобновила отношения с человеком, которого отвергла ради Брэдли?
— Филомена знает, что мои чувства к тебе несравнимы с отношением к ней.
— Но даже в этом случае тебе не следовало прерывать отношений с ней до того, как…
Брэдли взял затянутую в перчатку ручку девушки:
— Ромэйн, пусть тебя не мучают душевные сомнения. Всем ясно, что дни лорда Харкорта сочтены. Он хороший человек, поэтому ему обеспечено место на небесах.
— Тем не менее Филомену должно быть ужасает мысль потерять сразу обоих — отца и тебя. Тебе надо подумать о ее чувствах, — сказала Ромэйн и отдернула руку.
Брэдли не стал обижаться. Опустившись на скамеечку рядом с девушкой, он обнял ее за талию, слегка отодвигая к стене, в тень. Он улыбался.
— Отпусти меня, — приказала Ромэйн.
— Отпустить? Не верю, чтобы Маккиннон так быстро изменил тебя. Разве ты не помнишь, как раньше это тебе нравилось?
Прижимая Ромэйн к стене, Брэдли губами пытался поймать ее губы. Ромэйн отталкивала его, пытаясь высвободиться. Она задыхалась. Каждое его прикосновение вызывало неприятную дрожь. Отворачиваясь от Монткрифа, Ромэйн приказала:
— Брэдли, прекрати!
— Скоро ты будешь разведенной женщиной, оскорбленной требованиями своего мужа.
— Развода не будет!
— Разве? — таинственно улыбнулся Брэдли; пальцы его бегали вдоль ее тела. — Маккиннон не стал делать большого секрета из своего намерения освободиться от тебя и избавиться от вашей сделки, — Брэдли рассмеялся. — Сделка мисс Смитфилд? Сделка Ромэйн Смитфилд, не так ли, дорогая?!
— Это не сделка Ромэйн Смитфилд, — упиралась девушка. Щеки ее пылали.
— Разве нет? Я слышал другую версию, но, возможно, Маккиннон лжет. Чего еще можно ждать от вшивого шотландца?!
— Не смей называть его так! — Ромэйн оттолкнула руку Брэдли, протянутую, чтобы прикоснуться к лентам на высоком лифе. Подняв подбородок, девушка гневно проговорила: — Не знаю, каких идиотских сплетен ты наслушался о Джеймсе, но он и я…
— Скоро разведетесь. Не старайся отрицать это: я своими ушами слышал, как об этом сообщил сам Маккиннон в клубе.
— Ты не член клуба!
— Я присутствовал при беседе. Герцог обратился ко мне с просьбой засвидетельствовать договоренность с ним твоего будущего экс-супруга.
— Дедушка мог пригласить тебя только на тот свет, и никуда больше!
Улыбка слетела с губ Монткрифа.
— Может ты и права, дорогая. Но я был там и слышал весь их разговор. Маккиннон все пытался не продешевить, но герцог согласился на все его условия, лишь бы избавить тебя от шотландца. Не удивляйся, если он испарится еще до конца недели.
— Ты лжешь!
— Зачем мне тебя обманывать?! Я говорю правду, так как считаю, что ты должна ее знать.
— Почему ты так считаешь? — изумилась Ромэйн. — Ты полагаешь, что если эта умопомрачительная история правдива, так я должна быть тебе обязанной за то, что ты мне открыл глаза? Я ничем не обязана тебе, Брэдли Монткриф, и никогда не буду! — Глаза Ромэйн наполнились слезами. — Даже если то, что ты сказал, правда, я могу с уверенностью сказать тебе, что никогда не выйду замуж за человека, который получает удовольствие от пересказывания сплетен, Джеймс и дедушка были правы: ты жестокий и двуличный человек. Сначала, беспокоясь только о своей жизни, ты бросил меня на растерзание разбойникам; потом ты причинил боль Филомене, оставив ее именно в тот момент, когда она нуждалась в тебе сильнее всего; теперь ты снова пытаешься разбить мое сердце, но это не в твоей власти, потому что для меня ты больше не существуешь!