— Да, Вера, снова он. Твой любовничек. Будь он неладен! Хотя ваши шуры-муры сейчас играют мне на руку. Так вот. Хочешь соскочить без последствий со «Слайтон-строй», заставь его расторгнуть договор, подписанный в понедельник. И заключить новый.
— Ты думаешь, он меня послушается?
— Будь убедительна. Да и не мне тебя учить, — неторопливо скользит взглядом по шее, груди, животу, ногам. — Выбирай, либо новый договор «Балтстройинвест» со «Стайтон-строй», либо твоя свобода. И не советую бежать и жаловаться Витюше. Он не тот, кто станет тебя жалеть, когда увидит твои визы под договором, который разорил его сестру. Помнится, она с мужем как раз тогда и разбилась, не справившись с управлением. Нервная баба за рулем — не к добру.
Усмехается.
А меня все-таки передергивает.
Пи@дец.
Полный и беспросветный.
— А новый договор. В нем что? — спрашиваю тихо. Силы покидают, словно воздух проткнутый шарик. — Еще одна махинация? Хочешь фирму Арского потопить?
— Ну зачем сразу потопить, — прищуривается, — шанс выжить у него будет. Я отдам ему те работы по проекту «Жемчужины», которые нам не под силу, а вот он сумеет воплотить в жизнь, раз сам их… в прочем неважно.
— Мне нужно подумать.
— Думай, Вера, думай. У тебя есть время… до понедельника.
Глава 29
Что понимаю точно, так это то, что спешить теперь нельзя.
Опасно.
Надо думать, как выпутываться.
Первым делом иду к Мельниковой и забираю заявление. В этот раз она смотрит на меня еще более дикими глазами, но я игнорирую ее громкий посыл: «Расскажи мне последние новости!» и включаю блондинку: натягиваю на рот резиновую улыбку и безбожно вру, что ее мудрые слова про отпуск оставили неизгладимый след в моей душе, заставили задуматься и повременить с увольнением.
Похвала Татьяну Витальевну впечатляет, и она самолично разрывает мое заявление, со словами:
— Верочка Владимировна, будьте уверены, никому ни слова не скажу. Я — могила.
Максимум через час об этом будут знать даже уборщицы — перевожу для себя ее «искренние» заверения, но киваю. Очередные сплетни про себя-любимую как-нибудь переживу.
В кабинет возвращаюсь на эмоциях. На письменный стол и разваленные по нему документы не смотрю от слова совсем.
Какая к черту работа, когда так подкидывает?
За следующий час успеваю протоптать линолеум от стола до входной двери и обратно. Хорошо протоптать, если учесть, что весь закуток всего шесть квадратных метров. И набить пару синяков на бедро, потому что стол-зараза слишком массивный. И угол у него не на месте!
В голове каша. Полнейшая.
Что делать — нет понимания.
И чего не делать — тоже!
Игнатов-младший обложил со всех сторон. Да так основательно, что про старшего даже не вспоминаю.
Вот тебе и Иван-дурак-царевич. Хренушки! Тут самый настоящий серый кардинал, не меньше. Очень опасный, расчетливый и жестокий.
И в каждом определении, что ему даю, убеждаюсь все сильней, особенно когда в голове одна за другой начинают всплывать детали прошлого года. Я действительно делала всё то, что говорил мне Иван. Делала с улыбкой, желая облегчить заботы любимого, ведь по документам же сроки горели, а Мамаев болел, а жених так искренне просил. И… черт! Черт! Черт!
Боже, теперь получается, что я причастна к гибели сестры Арского?
Я — косвенная убийца?
Мамочка родная!
Какая же идиотка, а еще юрист… тьфу!
Тошнота горячей волной прокатывается вверх по пищеводу. Резко становится жарко и душно, а руки леденеют и потеют. Упираюсь ладонью в столешницу, второй обхватываю шею и стараюсь медленно и глубоко дышать.
Это паника. Она пройдет. Я успокоюсь и обязательно придумаю, что делать.
Самовнушение мало, но помогает.
Главное, не закрывать глаза и не проваливаться глубже в прошлое, в котором вела себя как наивная дура. Да, доверчивая и влюбленная. Вот только для судьи это не станет основанием для оправдания.
— Дим, привет! — набираю Михайлова, решая не бегать по этажу и не привлекать к себе лишнее внимание затравленным взглядом. — Ты у себя, сможем увидеться?
— Привет, Вер. Нет, сегодня-завтра плотно торчу на объекте, — разочаровывает приятель, но я и сама слышу по шуму техники, раздающемуся из динамика, что он на стройке.
— Черт! — шикаю себе под нос, но собеседник явно улавливает.
До слуха долетает, как он перед кем-то извиняется и просит дать ему пару минут для важного разговора.
— Что-то случилось? — Михайлов не скрывает вкрадчивых ноток. — Рассказывай!
Как? Хмыкаю, грустно улыбаясь. Я прекрасно помню, чей изначально друг Дима. И чью сторону в случае возобновления дела по «Гора-Строй» он займет.