— Доброе утро, Вера. Это гостевая спальня, — поясняет хозяин дома, беззвучно появляясь на пороге.
Арский застывает в проеме, опираясь на ручку приоткрытой двери. В серых спортивных штанах, белой футболке и босиком он кажется очень домашним. Но его совершенно нечитаемый взгляд портит всю картину, потому что с места в карьер отбрасывает меня во вчера.
— Доброе утро, — хрипло повторяю его приветствие, не совсем уверенная в правдивости произнесенных слов.
— Тебе хватит пятнадцати минут, чтобы проснуться, умыться и выйти к завтраку? Елена уже практически всё приготовила, — голос Виктора звучит негромко и ровно.
— Успею, — автоматически копирую его интонацию и наблюдаю, как, кивнув, мужчина разворачивается и закрывает за собой дверь.
Вот и поговорили.
Оставшись одна, вновь падаю на подушку и громко, протяжно выдыхаю, разглядывая идеально белый потолок. Хочется вот такой же чистоты и ясности в жизни, но пока в ней только жуткая мешанина из серых и темных красок и мало понимания, как приводить всё в норму.
Даже тело какое-то ватное, и ощущение внутри, будто и не спала вовсе, а просто на время отключалась. Причем, как вчера впала в какое-то пограничное состояние нервного напряжения, так сегодня из него и вынырнула, ничего толком не решив и ни к чему не придя.
И чует моя попа, что разбор полетов, учиненный Виктором, еще далеко не закончился, лишь сдвинулся на более удобное для него время. А самый пи@дец притаился где-то поблизости и только ждет момента, когда я чуть-чуть расслаблюсь, чтобы явить себя во всей красе.
Еще раз громко и резко выдыхаю и, подчиняясь интуиции, поворачиваю голову влево, чтобы убедиться, что моё предположение верно. Соседняя подушка нисколько не примята. Виктор ночевал в другой комнате. Своей.
Сглатываю горечь понимания, что рядом со мной он провести время не захотел, и следующим действием сдергиваю одеяло.
Ну, хотя бы немного раздел. Фыркаю, мысленно пиная собственную гордость. Снял спортивный костюм, оставив нижнее белье и футболку.
Что ж, пожалуй, стоит сказать ему спасибо. Меняю направление мыслей. После вчерашнего душевного стриптиза, телесный реально был бы лишним.
Выделенного времени с лихвой хватает, чтобы умыться и почистить зубы новой щеткой, предусмотрительно положенной рядом с пастой на раковину, причесаться и заколоть волосы в короткий хвостик, надеть спортивные штаны от костюма, найденные на спинке кресла, и… даже заправить кровать.
Оставлять ее расхристанной — не позволяет совесть. А уж дальше пусть сами решают. Надумает Елена прямо сейчас менять постельное бельё — флаг ей в руки. Разворошит снова. Нет, так нет. Кто знает, какие указания ей даёт Виктор, который… который уже не просто настораживает своей отстраненностью и немногословием, а слегка пугает. Как и тем, что я совершенно теряюсь, стараясь его прочитать.
Он второй день ведет себя будто незнакомец, а не тот мужчина, что выиграл у меня в шахматы желание и попросил называть себя Витей, и от этого факта подкидывает. Да так, что хоть на стену лезь. Арский в амплуа затаившегося громовержца выворачивает душу наизнанку.
— Доброе утро, — поздороваться с Ольгой, первой замечающей мое появление на кухне и обращающейся по имени-отчеству, получается вполне естественно.
Как и улыбнуться.
Симпатичная женщина сорока пяти — сорока восьми лет настолько открыто излучает радушие и положительные эмоции, так по-матерински душевно пытается положить на мою тарелку всего повкуснее и побольше, и так откровенно возмущается моей худобой, обещая исправить это недоразумение, что я сама от себя не ожидаю, как перестаю постоянно фокусироваться на молчаливом хозяине дома, чье странное поведение помощница по хозяйству словно не замечает, и постепенно выдыхаю скопившее за утро напряжение.
За первым блином с творогом с удовольствием уминаю второй, а потом и третий, пока добрая хозяйка кухни наливает мне вторую чашку чая. И в отличие от Виктора, сидящего с ножом и вилкой, я, наплевав на все правила приличия, ем руками.
Мне так удобнее и вкуснее. А кому не нравится — пусть не смотрит. Решаю для себя и слегка теряюсь, когда натыкаюсь на потемневший свинцовый взгляд, внимательно наблюдающий за тем, как я, забывшись, облизываю масляные пальцы…
— Что? — спрашиваю одними губами, не торопясь прерывать своё невежество. Спалилась, так что уж теперь. Пусть видит.
И снова теряюсь, замечая, как уголки губ Виктора слегка дергаются вверх.
Ну слава богу, не совсем замороженный. Комментирую его преображение и… тянусь за четвертым кружевным наслаждением.