Похоже, ностальгия поглотила его, он, кажется, забыл и про Вилли Биоффа, и про Джорджа Брауна, и про Натана Геллера. Но я не забыл ничего этого.
Потом Пеглер ответил на вопрос, которого я так и не задал.
- Я видел Биоффа, когда он освещал жизнь полицейских участков и управлений. Я практически бездельничал в то время: ездил иногда на пожары, фотографировал, болтался в Сити-Холле по выходным; там, кстати, я проиграл в покер Бену Хетчу и Джейку Линглу. Пожалуй, полицейский участок на Гаррисон-стрит помог мне лучше всего набраться опыта.
Это понятно. Вест-Гаррисон-стрит дала название самому неблагополучному району: здесь жили иммигранты, цветные, китайцы, которые приехали в эту страну в поисках Американской мечты, а столкнулись здесь с невеселой реальностью. Был там и непревзойденный квартал домов с красными фонарями, где трудились проститутки с кожей всех возможных цветов и оттенков.
- Полицейский участок наслаждается диетой, состоящей из убийств, перестрелок и ранений, - сказал Пеглер, притворяясь, что испытывает отвращение к тому, что рассказывает. - Судья Хопкингс периодически впадает в ярость и орет: "Бейлиф, а ну-ка приведи мне сюда парочку шлюх!" Судья обожал подшучивать над девицами; ему нравилось, когда они говорили, что у них нет денег заплатить штраф в пять долларов. "О, дорогая, думаю, ты сумеешь заплатить!" - говорил он и давал ей возможность расплатиться. Но он не был плохим судьей - нет, скорее, обычным. Да, нравы там были суровыми, их юмор напоминал юмор висельников, особенно шуточки судьи. Алкаши, наркоманы и другие правонарушители проходили постоянным парадом по этому участку. Ну и, конечно, местные леди тоже не обходили своим вниманием это заведение.
- А там, где шлюхи, - сказал я, - там сводничество.
Он улыбнулся, не из вежливости на сей раз, показав ряд зубов.
- Вы предвосхищаете мои слова. Мне это нравится. Да, это было в одном полицейском участке, кажется, на Гаррисон-стрит, хотя, возможно, память мне и изменяет, где я впервые увидел Вилли Биоффа. Он произвел на меня впечатление: ведь мне едва стукнуло восемнадцать, а этот сводник был на несколько лет меня моложе, на несколько. Судья спросил, сколько ему лет, и он гордо ответил: "Тринадцать". Его оштрафовали и отпустили. Но я его запомнил.
- Почему?
- Потому что он назвал свой возраст. Он был моложе меня по годам, но на вечность старше по развитию. Улица сделала это с ним, как сказали бы либералы, и, возможно, они были бы правы. Но даже в свои тринадцать Вилли понимал, кем он был и чем занимался. И его холодные, поросячьи глазки не выносили лондонского сострадания.
- У вас возникло это впечатление лишь за то короткое мгновение, когда вы встретили его в полицейском участке?
Пеглер демонстративно пожал плечами, его брови приподнялись.
- Видите ли, я видел Биоффа еще раз, через несколько месяцев. Его имя запомнилось мне: я сам начитанный человек, и имя этого человека напомнило мне одного из героев Диккенса. Вы когда-нибудь слыхали о старом кафе "Арсония"?
- Кажется, я тогда еще не родился. Это не салун Майка Фритцеля?
Кивнув, Пеглер, довольный моей памятью, сказал:
- Да, это еще до начала мировой войны. Дикое местечко. Подружка Фритцеля Гилда Грей позволяла поднимать себя на стойку бара, чтобы экспромтом сплясать там свой знаменитый шимми.
Судя по блеску в его глазах, этот танец оставил неизгладимое впечатление в памяти Пеглера.
- В любом случае, - продолжал он, потушив сигару и снова вынув свой золотой портсигар, - мы, репортеры, время от времени собирались в "Арсонии", где частенько можно было встретить проституток с их сутенерами и других ночных пташек.
- Вот тогда вы и встретили Биоффа еще раз?
- Точно так. Как и всякий хороший репортер, я внимательно осматривал этих существ. Для такого юнца, каким я был в то время, это была хорошая школа. Я встретил Биоффа, малолетнего сводника, на нем была шелковая рубашка, и он разговаривал с такими же, как он, типами. Он стоял, размахивая кружкой с пивом, содержимое которой то и дело расплескивалось на пол, пока он говорил. - Эти воспоминания, похоже, не были ему интересны, но помнил он все четко. - Я занял местечко возле стойки недалеко от них и стал слушать. Биофф вещал своим "коллегам" по сутенерству, как они заставляют девиц "ходить по струнке". У вас крепкий желудок, мистер Геллер?
- Я всю жизнь живу в Чикаго, мистер Пеглер.
- Интересное заявление. Ну так вот, что я услыхал: "Если девицу пристукнуть вполсилы, затем связать надлежащим образом, вы сможете набить ее... Пеглер замолк, покачав головой, - ...ее влагалище растолченным льдом. Они говорили мне, что внутри становится до того холодно, что создается ощущение, будто там огонь. Вы затыкаете отверстие, и девица орет что есть мочи! Но вы с места не двигаетесь. Зато после десяти минут такого "урока" они падают на колени, едва услышав от вас слово "лед". Пеглер закурил новую сигару, его руки дрожали. Я не осуждал его. Это была безобразная история.
- У вас такая память, какой позавидовал бы любой репортер, мистер Пеглер.
- Вы удивлены, что я это запомнил? - спросил он обиженно. - Я был впечатлительным восемнадцатилетним пареньком и слушал подробное и ужасное описание сексуального извращения от сопляка, который был на четыре или пять лет моложе меня. Сопляк, на полированных ногтях которого поблескивал свет, отражая его финансовое благополучие, в то время как я зарабатывал десять долларов в неделю. Так неужели вас удивляет, что я воспринял это как оскорбление?