Не снимая перчаток, я крепко сжал пистолет в руке и изо всех сил дал по стеклу. Осколки и обломки стекла разлетелись в разные стороны. Сунув руку с пистолетом в отверстие с торчащими обломками стекла, я направил пистолет в сторону теней. Раздался женский визг, а мужской голос произнес:
- Вот черт!
В моем офисе, на моем черно-белом диване в стиле "модерн" со Всемирной выставки вверх своей голой волосатой задницей лежал Фрэнки Фортунато. Он весь был голый и волосатый. Фрэнки смотрел на меня: его глаза умудрились быть и распахнутыми и сощуренными одновременно. Под его тощим телом лежала красивая обнаженная девушка.
Ба, да это же Глэдис!
- Вот это да! - воскликнул я, опуская пистолет.
- Мистер Геллер, - сказал Фрэнки, впервые называя меня "мистером", - я могу все объяснить.
Он слез с Глэдис, которая теперь являла собой что-то вроде картины "Сентябрьское утро" и была чертовски соблазнительной. Она больше не кричала, но ее немое унижение было так велико, что и в голову не приходило над ней смеяться.
Я отпер дверь и вошел в комнату. Фрэнки уже почти успел натянуть штаны, а Глэдис потянулась за платьем и села, прикрываясь им. Она явно была испугана и чувствовала себя неловко.
- Нам больше некуда было пойти, - запинаясь произнес Фортунато. Он уже застегивал на "молнию" свои брюки. - Глэдис живет со своей матерью, а я - с тетей и дядей.
- Не надо, - остановил его я. Я сам был смущен. И опустил пистолет. Это необязательно.
- Мы уволены, мистер Геллер? - с трудом выговорила Глэдис. Ее большие карие глаза побелели от страха.
Я подошел к ней и сел на край ее стола: опасность миновала. Осколки стекла валялись на полу, как огромные хлопья снега. Дыра в стекле открывала вид на подпольный абортарий, который находился на другой стороне коридора.
- Никто не уволен, - заявил я. - Одевайтесь, Глэдис. Быстро собирайтесь. Я даже не буду смотреть в вашу сторону, зайдите в мою комнату и оденьтесь. Кш-ш!
Она исчезла. Но я подглядывал уголком глаза.
Только лишь ночь, проведенная в объятиях Эстелл, помогла мне пережить мысль о том, что сегодня я попросил Глэдис надеть одежду на ее прекрасное розовое тело.
- Господи, мне очень жаль. Геллер, - проговорил Фрэнки. Он уже полностью оделся и сейчас повязывал себе галстук.
Он уже забыл про "мистера".
- Все в порядке, - сказал я. - Я знаю, каково это. Надо всегда пользоваться моментом.
- Вы не сошли с ума? - спросил он, приглаживая свои жидкие волосы.
- Я просто ревную.
Вошла Глэдис, одетая в бело-голубое воскресное платье со скромным бантом на шее, и сказала:
- Я заплачу за окно.
Я взглянул на Фрэнки. Он пожал плечами.
- Мы поженимся.
- Фрэнки, - промолвил я. - Кажется, благородство еще живо. О нем забывают иногда, но оно еще живо. Я заплачу за окно. Это моя вина.
- Как это может быть твоей виной? - осведомился Фрэнки.
- Со мной что-то происходит сегодня. К тому же меня подстерегает опасность, иначе я бы не ворвался сюда. Это моя ошибка, произошедшая оттого, что я так долго работаю один.
Фрэнки заботливо поддерживал Глэдис.
- А сейчас мы пойдем, - сказал он. - Если все в порядке.
- Будьте уверены, что если бы не моя работа, я бы предоставил вам этот диван.
Фортунато ухмыльнулся, а Глэдис, все еще смущенная, отвернулась. Но она позволяла ему держать себя под руку.
- Да, кстати, - произнес я. - Кто-то из вас мог бы достать из шкафа швабру и подмести осколки. Но будьте осторожны. Конечно, судя по этому, вы, похоже, уже... соберите их тоже, пожалуйста. - Я имел в виду пакетик из-под презервативов, валяющийся возле дивана.
Глэдис плакала или притворялась, что плачет. Я взял ее за подбородок, приподнял лицо и посмотрел в ее большие карие глаза:
- Я не хотел, чтобы вы себя плохо чувствовали. Просто я ревную, понятно?
И тут она сделала нечто, что помогло мне забыть о нашей недавней стычке: она мне улыбнулась.
Я зашел в свою комнату, поставил на стол пишущую машинку и принялся печатать отчет для Монтгомери. Через некоторое время я услыхал, как в ведро ссыпаются осколки стекла. К моему удивлению, в дверь заглянула Глэдис, а не Фортунато.
- Извините меня, мистер Геллер.
- Вам не за что извиняться. Я могу задать вам вопрос?
- Конечно.
- Почему именно с ним?
Глэдис пожала плечами.
- Он довольно мил.
И она ушла, а я принялся за свой отчет. Я записал все: все сплетни, все анекдоты, каждую оговорку, которую сделали Браун, Дин, Биофф, Баргер, Костон и Эстелл. Но я указал, что все, что они сказали, - лишь слухи, поэтому такую информацию можно использовать лишь как основу для чего-то более реального или как отправную точку для настоящего расследования. Никто из этих людей никогда не скажет всего, что знает. Все заняло у меня около двух часов. Затем я сделал несколько исправлений ручкой, свернул шесть листов, исписанных с одной стороны, и положил их в конверт, на котором был напечатан домашний адрес Монтгомери. Я не подписался и не написал обратного адреса. В конце концов, он обещал мне не упоминать моего имени, так почему бы не напомнить ему об этом?
Положив ноги на стол, я позвонил Вилли Биоффу по тому номеру, который он мне дал. Это был телефон его ранчо. К телефону подошла горничная, и потребовалось несколько минут, прежде чем я услышал его голос. Звонить на такое расстояние и слушать в трубке тишину довольно долгое время - это все равно, что бросать деньги на ветер. Но учитывая, что вскоре я получу вторую из обещанных Вилли тысяч я мог себе позволить понаблюдать, как часть этих денег улетает впустую.
- Геллер? - раздался голос.
- Я говорил с вашими друзьями.
- Хорошо. Есть какие-нибудь проблемы?
- Нет.
- Кто-нибудь приходил к кому-нибудь с расспросами?
- Нет.
- Они будут молчать, как вы думаете?
- Не могу этого знать.
- Хороший ответ. Я пошлю тебе чек на вторую тысячу. Мы не можем доверять почте такую сумму наличных денег. Эти ребята пока не состоят в профсоюзе. Пока.
Биофф повесил трубку, и я сделал то же самое.