- Что-то я не помню, чтобы я сходил с ума.
- А ты помнишь, что не отвечал на мои телефонные звонки те два раза, что я была в городе?
- Это же было несколько лет назад.
- Я не видела тебя с... когда это было?
- В сороковом.
- В ноябре тридцать девятого, - сказала она. - В тот вечерня проникла в твой номер. Этот гангстер... Литл Нью-Йорк... он явился, и ты встретил его с пистолетом. Ты помнишь это?
- Конечно, - ответил я.
- А ты помнишь, какая потом была чудная ночь? Я не мог на нее смотреть. Ее голубые глаза были слишком голубыми, чтобы смотреть в них.
- Это была замечательная ночь, Салли.
- Я бы хотела, чтобы ты называл меня Элен.
- Назад возврата нет.
- Что ты хочешь этим сказать? - Это было слишком давно. Назад возврата нет. - Нат, я знаю, что мне не следовало просто оставлять тебе записку. Мне надо было дождаться тебя или позвонить на следующий день, но это было неудачное для меня время: я обанкротилась, работала, как мул, чтобы вновь чего-то добиться, и моя личная жизнь...
- Это все не то. - А что же тогда?
- Возврата нет, - сказал я. - Извини меня.
Я открыл дверь. Элиот стоял в коридоре, прислонившись к стене.
- Нам лучше уйти, - произнес я.
- Как хочешь, - ответил Элиот.
- Салли, ты отлично выглядишь, - сказал я, стоя к ней спиной. - Было замечательно снова тебя увидеть.
Я вернулся к нашему столику. Элиот пришел следом за мной - через несколько минут.
Где ты был? - спросил я, и это прозвучало довольно грубо. Я не хотел этого, но уж так получилось.
- Я говорил с чудесной женщиной, - ответил он, злясь на меня, но стараясь сдерживаться. - Она много думает о тебе, и тебе следовало бы обойтись с ней получше.
- Так о чем вы говорили?
Элиот сухо ответил:
- Она беспокоится о тебе. Не знаю, почему. Но она задала мне несколько вопросов, и я на них ответил. Послушай, твое нынешнее гражданское состояние - это что, военная тайна?
- Черт! - воскликнул я. - Моя жизнь - открытая книга.
Я встал и вышел. Стоя на углу, я слушал грохот железной дороги. Чувствовался запах озера.
Элиот присоединился ко мне, уплатив по счету. Он был грустным, но не злым. Я чувствовал себя дураком.
Извини, - сказал я.
- Забудь об этом. Хочешь еще где-нибудь выпить пива?
- Нет.
- Может, подвезти тебя куда-нибудь? У меня есть машина, в гараже отеля. Правда, она, в основном стоит: у меня карточка "Е".
Я коротко рассмеялся.
- У тебя и у каждого политика в этом городе. Держу пари.
- Для парня, который только что приехал из-за океана, - сказал Элиот, - ты все схватываешь на лету.
- Но я же не первый раз в Чикаго.
- Нет? Тогда, может, ты придумаешь, где бы мы могли выпить еще пива. Что скажешь?
В конце концов я сказал "да", и мы отправились в коктейль-бар Барни. Брат Барни Бен обнял меня, хотя мы никогда не были с ним друзьями. Но я был последнее время рядом с его братом, поэтому, в некоторой степени, заменил ему его. Он только сегодня говорил с Барни, который звонил ему из Голливуда. Барни должен скоро вернуться, но Бен не знал точно, когда именно.
Бар закрывался к часу ночи - еще одна дань военному времени, - но как сказал один мудрец: "Если ты не успел напиться к часу ночи, значит, ты не пробовал это сделать". Мы с Элиотом вышли на улицу; он отправился в свой отель "Ла Саль", а я пошел к себе домой.
На самом деле я не был пьян. Я выпил всего лишь шесть или семь бутылок пива за весь вечер. Но вы поймете, что я выпил достаточно, чтобы почувствовать усталость. Вы поймете, что у меня был довольно длинный день и довольно дерьмовый, чтобы я не захотел спать.
Но вместо этого я уселся за свой стол в одном нижнем белье при свете неоновых ламп, который проникал в мое окно. Я уткнулся в сложенные руки, как ребенок, который засыпает за столом, но я не спал. Я сидел и смотрел на свою сложенную раскладушку, на свежие простыни и одеяла, которые поджидали меня. Я спал на этой кровати столько раз, столько лет назад! Дженни. Луиза.
Я нагнулся под стол, поискал и нащупал ключ, который прибил там давным-давно. Я вытащил его и сунул в нижний ящик. Там, ожидая меня, лежала бутылка рома и мой девятимиллиметровый пистолет. Они были перевязаны ремнём от кобуры. Я развязал их, оставил пистолет в кобуре на столе и отхлебнул рома, как будто в бутылке была шипучка.
Но я все равно не мог уснуть. Я даже не мог думать о сне.
Кто убил тебя, Эстелл?
Д'Анджело, ты тоже вернулся? И тоже, как и я, ведешь свою войну у себя дома? Была ли Эстелл в списке погибших?
Монок, кто убил тебя, дружище? Вокруг летят пули, Монок стонет, Барни кидает гранаты; Д'Анджело, ты где?
Кто-то застонал.
Я.
Я выпрямился.
Я заснул. На одно мгновение. Я весь взмок, как от лихорадки. Неоновые лампочки мигали перед глазами. Я выпрямился, меня зазнобило, и я подумал о том, смогу ли еще когда-нибудь уснуть и опять не вернуться мыслями в этот окоп. Я думал, смогу ли спокойно спать до того, когда узнаю, кто все-таки убил Монока.
И Эстелл. В моем сознании они оказались связанными вместе. Не их смерти, а их убийства. И связывал их Д'Анджело.
Кто-то постучал в дверь.
Я взглянул на часы: был третий час.
Я вытащил свой пистолет из кобуры.
Подойдя к двери, открыл ее и направил пистолет в человека, который там стоял.
Маленький человек, от которого пахло пудрой, одетый в костюм мужского фасона с большими плечами. Только это был не мужчина. Там стояла Салли, прижимая свою сумочку, как фиговый листок. Ее светлые кудри в беспорядке обрамляли ее лицо. Она была как ангел. А я стоял перед ней в нижнем белье, держа в руке пистолет. Она улыбнулась мне приветливо и грустно сказала:
- Пожалуйста, не стреляй.
Я уронил пистолет на пол, обнял ее и прижал к себе. Прижал к себе.
- Элен, - прошептал я. - Элен.
5
На следующее утро шел снег, а неистовый ветер с озера гнал и кружил снежинки, делая обычный снегопад похожим на бурю. Я засунул руки поглубже в карманы, натянул шляпу. Я опустил голову вниз, и снежинки, похожие на осколки стекла, царапали лицо, пока я брел по улицам от железной дороги до помещения для гражданской панихиды, где должно было состояться прощание с Эстелл.
Маленькая кладбищенская часовня была расположена в рабочей части делового района Лейквью. Пришло совсем немного народу. Я сжал руку плачущей матери Эстелл и обменялся рукопожатием со смущающимся отчимом девушки. Я прежде не видел их, но мать Эстелл помнила мое имя еще с того времени, когда Эстелл была девушкой, работавшей за прилавком в "Рикетте". В худом лице матери Эстелл угадывалась дерзкая красота девушки; у нее были такие же зеленые глаза, только мать Эстелл носила очки в тонкой оправе, и в ее глазах не было выражения алчности. Я пожал руку привлекательной брюнетке в меховой накидке - кузине Эстелл. Ставлю пять против десяти, что она тоже была одной из двадцати шести девушек.