Было ясно, что и это не сработало. Однажды она зашла слишком далеко. Заметив колебание в моих глазах, она (я заканчивал бутерброд) вытянула ногу и пальцем выдернула из розетки удлинитель к лампе, освещавшей комнату. Ну, во-первых, ни один греческий сексуальный катехизис не утверждает, что женщина всегда должна ждать. А во-вторых, она подтолкнула меня к открытию: я начал испытывать раздражение от ее визитов, а раздражала меня ее уверенность в том, что ей позволительно прерывать мою работу, когда вздумается!
Я велел ей включить свет и возобновил работу. Но, раз отвлекшись, я уже не мог работать с удовольствием, с каким начинал после постельных встрясок с Гвен, которые я, впрочем, не мог довести до былого совершенства. У мужчин не так много сил и энергии.
Через несколько дней она снова зашла. Как на грех, моя мысль в ту секунду работала как бешеная. Я чертовски не хотел отвлекаться, но она наступала и наступала. До тех пор, пока я не сдался. Но, то ли из-за лени, то ли из чувства сохранения остатков свободы, я не пошел с ней в кровать, а сделал свое дело стоя, нагнув ее над столом. Потом она подтолкнула меня в другую комнату. Но я не хотел. После благоговейного ожидания (Крошка так и не соизволил подняться на вторую часть) я ушел вниз и стал бродить по комнатам, пытаясь вернуть себе тот настрой, который был до прихода Гвен.
Потом я услышал шорох одежды. Она спускалась вниз, и я резко сказал ей, что отныне завтракать я буду позже, прямо в баре. Остальное время — работе.
Она кивнула и ушла. Дьявол, подумал я, услышав шум громко затворенной двери, я же говорил ей тогда, на лужайке больницы, что мне ничего ни от кого не нужно, и она ответила — о’кей. Теперь она злится, что я не испытываю к ней влечения, — пускай сама ищет выход из положения!
«Ты не совсем хороший человек! — подумал я. — Ну и что?» — подумал я.
Декларируя независимость в тот день, я вообще не пошел в бар. Когда Гвен вернулась, я все еще корпел над печатной машинкой. Я сказал ей, что кое-что нащупал и не желаю, чтобы меня прерывали. Она пожала плечами.
Вскоре наступил день, когда нам стало ясно, что я перестал заниматься с ней любовью вообще. Но это не значит, что мы вообще прекратили. Просто теперь ей приходилось брать любую инициативу в свои руки и держаться до последнего, борясь с моими посторонними мыслями и буквально «вырывая» из меня мужское начало. Вкус к сексу я утратил окончательно и обязанности выполнял молча, как в полусне, автоматически.
Иногда даже ее отчаянные попытки ничего не приносили.
— Наверное, я не хочу, — сказал я как-то, видя ее безуспешные попытки.
Она не поддержала разговор.
— Наверное, мое время кончилось, — сказал я в другой раз. Без ответа. — Мне уже за сорок пять.
Она кивнула и ничего не сказала.
Потом прошептала: «Это временно!»
Но ей, очевидно, не давали покоя воспоминания о тех днях, когда я сбегал с любых совещаний, консультаций с любыми по рангу бизнесменами, плевал на все важные дела просто ради того, чтобы лечь с ней в постель.
Большинство женщин так или иначе свыкаются с этим, большинство, раньше или позже, просто вынуждены принять свершившееся за факт. Но Гвен не относилась к разряду девчонок, которые могут захоронить свои чувства надолго.
Однажды вечером я пришел к себе после закрытия бара, но Гвен дома не было. Я был голоден и стал искать ее. Я пошел на кухню, на плите — пустота. Я повернулся к холодильнику и увидел, что за ним на корточках сидит Гвен и беззвучно плачет. Меня смутило ее поведение, будто она нарушила обещание, данное мне. Когда я спросил ее, в чем дело, она молча взглянула на меня и сжала губы.
Лишь пару дней спустя она сказала, что в тот день она была у врача, который подтвердил ее опасения. Она забеременела. По иронии судьбы, забеременела не тогда, в дни диких любовных утех, а сейчас. Гвен перестала принимать меры предосторожности.
Я не спросил ее, почему она сразу же не сообщила мне новость. Ясно как Божий день — особенно вспоминая тогдашние обстоятельства, — ни за что не сказала бы!
Я оглядел холодильник. Захочет, скажет, подумал я.
Она спросила:
— Эдди, зачем я тебе нужна?
— Для периодических общений, — ответил я.
Ответил первое, что пришло в голову. Она промолчала, но как же сильно я оскорбил ее! Я вспомнил, что доктор Ллойд говорил: «Люди будут думать, что вы — монстр!»
Ей понадобилось время, чтобы оправиться от удара!
— Эдди, — сказала она, — ты относишься ко мне так же, как относился к своей жене.