— А почему он не спрашивает моего мнения?
— Потому что знает, что тебе наплевать на все, кроме себя!
Поэтому она начала принимать его звонки внизу, так как не хотела мешать своей фривольной болтовней тому сосредоточенному мышлению, которому я предавался в кровати каждый вечер.
Иногда они трепались по часу. Но сколько я ни проверял, случайно беря трубку параллельного телефона, ничего компрометирующего услышать не довелось. Обычный треп о сценарии, режиссуре, ролях и компоновке времени, обычный телефонный бред. Потрясающе, как много они могли высосать из одного вшивого шоу! Гвен, правда, говорила толково. И он прислушивался к ее словам.
Спустя какое-то время мне показалось, что Кейт уже не мог заснуть, предварительно не проведя маленькую телефонную консультацию у Гвен. И я вскоре прекратил ждать окончания разговоров и отправлялся спать.
Весь событийный ряд стал принимать у меня в голове форму прокрутки старой ленты задом-наперед. С персонажами, перетасованными ловкой рукой фокусника! А что думала жена Кейта о ежедневных свиданиях по телефону?
— В пятницу ждем их к ужину, — сказала однажды Гвен.
По ее словам, я моментально понял, что она думает. И с ходу намек — а буду ли я или не буду затевать этому что-либо в противовес? А я и сам не знал, а стоит ли?
Я возвращался мыслями к тому полудню на лужайке в «Гринмидоу», где мы пообещали не связывать друг друга ничем.
В тот вечер бар работал до девяти. Когда я вернулся, весь дом благоухал солями для ванны, и сама Гвен сидела в ванной.
Я взглянул на ее груди, они обвисли. Внезапно меня пронзило острое чувство нежности.
Она перехватила мой взгляд и заметила:
— Они тебя больше не привлекают, правда?
— Почему ты так думаешь?
— Ты не ласкаешь их. Ты перестал расстегивать мне блузку во время езды в машине, как было раньше!
— Но это же ребячество. Боже милостивый, мы живем вместе!
— Ты не замечаешь, что я — живой человек! И это — ребячество?
Выйдя из ванны, она плакала.
— Ну что еще? — спросил я.
— Избавь меня от своих «ну что еще»! Я тебе не жена! И если хочешь знать, «что еще», то ты и есть — «что еще»! — прокричала она. Затем, успокоившись, добавила: — Знаешь, они были правы, ты — чокнутый, самый натуральный придурок!
Я принял душ, вышел и увидел, что она успокоилась. Гвен следила, как Анди готовится ко сну — он уже был самостоятелен, — а я стоял в дверном проеме. Этот малыш, думал я, еще один такой же, как мы с ней, меченный дьяволом, иногда гневный, не подходи, а иногда спокойный и на удивление чувствительный.
— Мам, не плачь! — сказал он.
— Я одинока, — ответила она. — Я одинока. Человек, любимый мной, не замечает меня.
На меня она не смотрела.
После того как Анди уложили, я попытался объяснить ей, что того человека, которого она любила, больше не существует.
— Я стал другим, ты права… Я — эгоист.
Зазвонил телефон.
— Я начинаю ревновать тебя к этому парню.
— Ты даже не начал. Сукин ты сын! Должен начать, но даже не начал. Ты — законченный негодяй.
Телефон зазвенел еще раз.
— Прежде чем взять трубку, — сказал я, — послушай, что я скажу, и запомни мои слова крепко-накрепко. Того плюгавого, охочего до баб вице-президента больше нет и никогда не будет. Перед тобой — новая модель, и, скажу прямо, она мне по душе и расставаться с ней я не собираюсь.
— Хорошо, — сказала она, набросив халат. — Но тот, другой, хоть чем-то интересовался. А ты заперся в своей скорлупе, разглядываешь в микроскоп свое прошлое и ничего не слышишь, что происходит рядом.
Телефон напомнил о себе.
— О’кей, — продолжила она, — получишь желаемое. Ты выиграл состязание, рот оппозиции заткнул. Ты — чемпион, эгоист из эгоистов мира. Один! Сам с собой!
Я улыбнулся.
— Еще улыбается! Меня тошнит от твоей улыбки! Ты кто, черт возьми, Христос? Будда? Тот, кем ты был раньше, был хоть против чего-то, а ты нынешний ушел в сторону и судишь всех с высоты своего отстранения…
Она взяла трубку.
— Кейт, — сказала она, — не вешай трубку. Я спущусь вниз. — Она обернулась ко мне. — Положи трубку, когда я возьму ту.
Она не уходила, будто ожидая чего-то.
— Мне, наверно, следует притвориться, будто я озабочен, как у вас там идут дела? — спросил я.
— Не надо, — сказала она. — Притворись человеком.
— Итак, решено. Я ревную.
Гвен ехидно усмехнулась.
— Может, намылить ему шею? — спросил я.