— Это все, что тебя волнует?
— Я не верю тебе, — упрямо сказал Келлтор, но в голосе его слышалось сомнение. — Маме незачем было хотеть тебя в мужья. И она не пошла бы на такую крайность.
— Спроси у нее или у Верне — мне все равно, — отозвался Келлфер, с неприязнью рассматривая недовольное лицо: сжатые ноздри и поджатые губы. — В любом случае, никаких твоих просьб я выполнять не обязан. Даже если бы ты был прав, и я бросил бы твою мать на сносях, я не был бы обязан, Келлтор. Повзрослей. То, что в материнском доме за тобой ходил слуга, подающий тебе носовой платок, а теперь ты правишь куском земли и распоряжаешься тысячами жизней, не значит, что все, — Келлфер выделил голосом последнее слово, — вокруг будут плясать под твои песенки.
Келлтор оперся предплечьями на бедра и опустил голову вниз. Отцу он не отвечал. Поза его говорила сама за себя: наверняка, парень слышал что-то от своего герцога, еще от кого-то, и сейчас складывал разрозненные сведения воедино. Келлфер знал, что сын не умеет просить прощения, и что никогда не признает, что не прав, и спокойно ждал, пока Келлтор снова заговорит.
— Отец, — это обращение удивило Келлфера, — сколько я буду жить? Как шепчущие или как обычные люди? Мой наставник не может дать мне ответа. Он не видит признаков старения, но… Говорит, бывает по-разному.
Келлфер в который раз отметил, что учитель, подобранный Даридой, был глуп и некомпетентен. Это не было странно: она долго искала шепчущего, не обучавшегося в Приюте, и то, что этот воспитанный на отголосках дичок оказался именно таким, было ожидаемо.
— Сколько захочешь, пока не убьют или не придет смерть еще от каких-то причин. И ты не состаришься, если ты об этом.
— Никогда? — поднял на него горящие глаза Келлтор.
Келлфер кивнул, отметив про себя, как легко парень соскользнул с темы отцовского долга.
— Так ты мне поможешь?
Келлфер подумал, стоит ли дождаться от сына вежливо сформулированной просьбы, и решил остановиться на том, что есть:
— Рассказывай.
Келлтор вздохнул, решаясь, а потом встал и начал ходить туда-сюда по залу, резко разворачиваясь на каблуках. Он нервничал, что, впрочем, шло ему чуть больше, чем избалованно-обиженное выражение лица.
— Мы с мамой были в столице Пар-оола, Караанде. Несколько дней назад, — смущаясь, начал он наконец. — Там я познакомился с одной девушкой. — Он шумно выдохнул. — Ее зовут Илиана. Она шепчущая, наверно. Я не уверен, но у нее точно есть дар. Ей что-то около тридцати лет, но выглядит она намного моложе. Она в беде.
Келлфер устало прикрыл глаза рукой. Ну что ж, юношеские влюбленности были у всех.
— Она пар-оолка?
— Нет, — неожиданно улыбнулся Келлтор. — Точно наша.
— Так выкупи, как ты и делаешь обычно.
— Я не могу, — сокрушенно покачал головой Келлтор. — Они ее к казни приговорили.
Значит, дама в беде. Неужели его собственный сын покупается на такую банальность?
— И ты уже решил, что она — любовь всей твоей жизни?
— Ты смеешься надо мной!
— Нет, что ты. Продолжай.
— Ее держат в храме, в какой-то клетке. Там написано что-то. Надписи стерлись, не прочитать. Я спрашивал у местных, они отказываются отвечать. И артефакт какой-то висит — Илиана говорит, от него болит голова и приходится выполнять их приказы. Над ней издеваются, ее заставляют каяться в том, что у нее есть дар. Они настоящие дикари!
— Вы заключали с ними торговый союз?
— Да какая разница! — нетерпеливо воскликнул Келлтор. — Мы много с ней говорили, я никогда не встречал таких девушек. Никогда. Она невероятная. Но таких, как она, там держат в клетках.
— Там было больше одного пленника? — Келлферу все меньше нравилась рассказанная сыном история. Вмешиваться в традиции Пар-оола, в их священное право карать нечестивых, было очень опасно, и могло стоить Империи новой войны.
— Да, их было четверо, по одному на каждый придел храма. Им не дают общаться между собой. Хотя они бы и не смогли — остальные пар-оольцы, Илиана их не понимает. Потом стало трое. Я узнал, одного увели на казнь, потому что время для покаяния вышло.
— И ты хочешь освободить ее, пока не казнили? Что же помешало тебе?
Келлфер знал ответ на свой вопрос, но ему было интересно, насколько хорошо понимает последствия подобных стремлений сын.
— Что если я потребую освободить принадлежащую им и нарушившую их закон пленницу, то это будет иметь серьезные политические последствия. И если бы я сделал это, пока наша делегация была в Караанде, то подозрения бы пали именно на нас, ведь ни один пар-оолец не пойдет против высшего закона. Нас всех бы казнили, а уже потом разбирались бы. Я не дурак.