— Патронусы! Тема на сегодня — это Патронусы!
Вот чего не ожидал на седьмом-восьмом курсе, так это тему Патронусов. Со сменой сущности мои способности в использовании этих Чар не пропали, но вот форма оленя сменилась. Вопрос был в том, на какую именно форму. И мне это предстояло узнать, так как добровольцем, пусть и принудительным, стал по просьбе профессора именно я.
— Мистер Поттер! Помниться мне вы владели этими Чарами. Продемонстрируете? — а я не отказался, вышел к профессору, попутно изучая его душу. И она, как и души слизеринского квартета, ничего для меня съедобного не несла. Даже налета греха на ней не было. Приятно находиться рядом, как и в компании Драко со товарищами.
— Профессор, я давно не пользовался этими Чарами, да и многое с тех пор прошло. Не уверен, что получится с первого раза, или что мой Патронус останется прежним. — На что профессор успокоил, сказав:
— Мистер Поттер, смена Патронуса всего лишь покажет то, что вы изменились и выросли, ведь то, что вам и нам пришлось пережить в тот год не прошло бесследно. Так что не стоит переживать по этому поводу. Каким бы не оказался ваш Патронус, мы его примем.
— Ну, ладно, — пожал плечами, извлекая палочку из перевязи на левом предплечье, взмахивая и произнося формулу: — Экспекто Патронум! — а из палочки вырывается трехголовый цербер, размером с того самого милого Пушка, сторожащего люк в подземный лабиринт на первом курсе. Но если цербер Хагрида имел вид ротвейлера, мой цербер — это трехголовый доберман с узкими мордами, острыми, торчащими вверх ушами и длинным, не купированным хвостом. В отличие от прежнего Патронуса, всполохи энергии этого были на несколько тонов темнее, глубже и гуще, почти синие, как пламя самого Люцифера.
— Мама! — завопил Рончик. Он вжимался в Гермиону, смотря на Невилла, ища у него защиты. Я же смотрел на цербера, склонившего передо мной свои головы, ждущего приказ. Не отказал ему и произнеся формулу, прикрепленную словами: — Приватос! — сказал шепотом, назвав имя тому, кому отправлял послание с приветом: — крестному, — так как имя он мне свое демоническое не назвал, а как Сириус Блэк умер давно, поэтому именно так. Крестным он мне быть не перестал. — Привет. Как дела? Как брат? — имел в виду Регулуса, к которому Сириус отправился после того, как спихнул обязанности рода Блэк на Драко.
— Гав-гав-гав! — троекратно огласил громогласным гавом услышанный приказ цербер, при этом широко раскрывая пасть, уходя на поиски крестного через стену кабинета Чар. Неторопливо, стуча когтями по паркету, капая себе под ноги энергетической слюной и размахивая длинным, тонким хвостом.
Проводив посланника и задумавшись на тему, а не завести ли мне такого же, но настоящего, вернулся за стол к Драко, который смотрел ошарашенным взглядом, как и все ученики. Профессор поблагодарил за демонстрацию высших Чар, при этом он все еще с опаской на меня поглядывает, вздрагивая от каждого моего движения. Думал, суть появилась, а я не заметил, или истинная магическая аура шелохнулась и проявилась, но нет. Все надежно, до лучших для меня времен спрятано. Тогда спросил:
— Что не так?
— Цербер! У вас цербер, мистер Поттер! — и я снова стал причиной шёпотов и пересудов, как на втором курсе, когда выяснилось, что я владею парселтангом. Шепотом спросив Драко, что такого в том, что моим Патронус является цербер, получил ответ:
— Цербер в Патронусах — это старинная легенда, переписанная в сказку, как и о Дарах Смерти. Говорят, у кого такой Патронус, тот имеет привилегии от самой Хель. Таких волшебников называют Посланниками Смерти или Палачами, если проще. И ходить тебе теперь кошмаром Хога до окончания восьмого курса, — хлопает по моему плечу Драко, сверкая улыбкой, клыки которого вижу лишь я и сидящие рядом Панс, Тео и Блейз. Усмехнувшись и откинувшись на спинку стула, ответил:
— Если так и будет, то приму титул Палача с превеликим удовольствием. К тому же, один казненный уже имеется, — говорил я о лорде, записывая то, что рассказывал профессор, отойдя от шока увиденного Патронуса, говорящего обо мне, как о перспективном Палаче Смерти.
Следующий урок прошел без моего в нем участия, так как на перерыве рядом со мной материализовался домовик, и, дергая за рукав, дрожа всем телом и душой, боясь даже имя произнести, запинаясь говорил:
— Г-г-г-господ-д-д-дин, вас ждд-д-дет дирр-р-ректр-р-р, — я думал, что меня вызывает МакГонагалл, но нет.
Меня к портрету в коридор Гриффиндора приглашает Дамблдор на аудиенцию с благодарностями и очередными наставлениями, которые, судя по всему, будут из-за того, что я отвернулся от факультета и Рона с Гермионой, бывшими мне в прошлом друзьями. То, что они на меня нажаловались, рассказав о том, что я их бросил и ушел к слизеринцам, не сомневался.