— Зараза, — выругнулся я, так как по уголку рта скатилась слюна греха, мечтающего провернуть нечто подобное сиюминутно. И зов грешной потребности вел меня в комнату, за запертую дверь. Стоящий в носовых пазухах запах так и манил своей бездонной тьмой души, редким стуком черного, почти мертвого сердца и магической энергией, пронзающей каждое нервное окончание и клеточку тела ледяными иглами, словно воды Хрустального Грота.
— Разделяю твою реакцию, — сказал Сириус, приближаясь к двери, легко постучав трижды, — у меня она была такой же, когда брат пришел в себя, а я получил имя и грех. Ведь душа, пусть и окутанная бездонной тьмой, все же у него есть, — С той стороны послышалось разрешение войти, и мы с Сириусом открыв дверь, прошли в кабинет. Запах и вкус сущности тут же вывел меня из реального мира на пару минут, заполняя каждую клеточку моего естества негой и наслаждением. Аромат и порабощающая глубиной тьмы душа, требовал ее не вырвать из груди и поглотить, а присвоить носителя, сделать частью коллекции.
— Жадность, я так понимаю, — голос, обволакивающий и пробирающий до самых чешуек хвоста, распалил желание еще сильнее.
Захотелось призвать демонический облик, впечатать Регулуса в стену, зафиксировать в захвате это стальное, холодное, словно лед тело. Склонившись над плечом, смаковать и вдыхать запах души и тьмы с каждого миллиметра кожи, отгибая на бок шею, водить носом вдоль жилки с черной кровью, коснуться кончиком языка редко-бьющегося пульса, пробуя на вкус магию. Призвать когти, запустить их в эти лежащие локон к локону волосы. Шипеть и рычать «Мое» на всех, кто помешает.
Но вместо этого, отрешившись от зова Жадности, загнав грех в недра желудка и огня преисподней, обратил внимание на труд Регулуса, которым он был поглощен. Обложившись древними свитками и громадными талмудами, содержащие знания о темных артефактах, Блэк ни на кого не обращал внимания, лишь держал всех в поле своего зрения. Среди вороха свитков и раскрытых на определенной странице книг, нашел ту самую злополучную книгу о крестражах. Рука сама потянулась к ней, а Блэк спросил:
— Интересуют темные артефакты?
— Конкретные темные артефакты, — уточнил, — а именно крестражи, — при упоминании этого раздела темной магии Регулус утробно рыкнул, распространяя вокруг себя миазмы тьмы, пробирающие мурашками удовольствия всю мою демоническую сущность. Сириус видя, что мы с Регулусом нашли общий язык, тут же ретировался, сказав:
— Общайтесь, — с улыбкой закрывая за собой дверь.
А я, не удержав Жадность в узде, таки поддавшись на зов греха, медленно подошел ближе, опустился на край стола, на пустующее место, склоняясь к младшему Блэку, смакуя все еще бушующую магию, бьющую во все стороны своими выбросами. Выпустив когти, подцепив падающие на плечи и спину черные локоны, перебирая их между пальцев, убеждаюсь, что на ощущения они такие же шелковые, как и на вид. Требовательное рычание греха, паразитирующего мою суть, превратилось в довольное урчание. Жадность взяла свое и теперь довольна. Регулус же ни видом, ни словом не выказал сопротивления, лишь спросил:
— Так понимаю, я теперь часть коллекции? — по-прежнему перебирая бумаги и свитки, что-то выписывая и зарисовывая, интересуется Блэк, не поднимая и не отрывая взгляд от книг.
— Я называю эту тягу, живущую в огоньке преисподней — собственностью, но можно и так, — рука и когти более не трогают волос Блэка, сущность не трепещет над запахом и шлейфом темной, как исия тьма души, лишь наслаждается, как и положено, собственническими ощущениями, знанием того, что высший лич отныне и впредь принадлежит мне.
— Называй, как хочешь, мне плевать, — отмахнулся Регулус, — но ответь на вопрос о крестражах. Зачем тебе эти знания? — показал на книгу в моих руках, — что ты там хочешь найти?
— Принцип я уже знаю, лорд тому пример, — Рег снова рыкнул, но уже спокойнее, без выброса магической энергии, — но есть тот, кто усовершенствовал этот ритуал, выявил все тонкости и нюансы, минимизировав отдачу и процент разрушения разума.
— Кто?
— Директор Дамблдор. Два крестража я уже нашел, — Рег таки поднял на меня взгляд, требуя подробностей, — одна висит в коридоре Гриффиндора, вторая в кабинете Кингсли. И что самое интересное, у картины в министерстве два жильца. Отпечаток и крестраж.