— Значит, помимо грешной души, ты стребуешь с Уизли и дилюминатор, в котором может быть заключена часть директорской души, — не спрашивала, а рассуждала вслух Персефона, — но у Грейнджер забрать перспективный крестраж быстрее. Все же она под твоим подчинением.
— Заберу. Гермиона сделает в этой партии еще ни один ход. Крестраж же я стребую, но чуть позже. Есть причина, — в мои ходы и планы слизеринцы не лезли, лишь просили держать их в курсе. Им же интересно. Не отказал, мне не сложно ответить на вопросы, если их задают правильно.
Но вопросов у слизеринцев не было, лишь пожелания лицезреть схожую с Гермионой ситуацию полноценного контроля и безоговорочного подчинения. Чтобы Уизли служил и выполнял приказы, стал собачкой на моем поводке, а коротком или длинном по ситуации. Видения и желания, описываемые зелеными студентами, нигде и ничего в моей груди не колыхнули, огонек преисподней не разожгли. Ну, будет и будет. Важна лишь его душа, пропитанная грехом, да осколок директорской души, хранящийся в дилюминаторе. А суета мирская и человеческая не играет роли. Лишь возможность насладиться радостным видом подопечных.
— Снова гуляете по ночным коридорам! — нарушил мысли голос с претензией, принадлежащий Паладину. Сила светлого мага, яростным потоком направленная на меня, обжигала, заставляла держаться на расстоянии. Мне энергия светлого не приносила непоправимого вреда, лишь жалила, подобно крапиве. И когда профессор Каро не получил ответ, то потребовал его: — отвечай, демон!
— А кто меня спрашивает? Пресветлый Паладин? Или профессор Демьен Каро? — поинтересовался, чуть подавшись вперед.
Выходя из тени, призвав лишь полуоблик, сверкнул на паладина ядовитой зеленью демонических глаз, остротой рогов, белоснежной улыбкой с едва заметными кончиками клыков, царапающими губы, да чернотой загнутых по-кошачьи когтей, вызывая у паладина приступ ярости, играющей на кончике моего языка огнём перца. Даже облизнулся:
— М-м-м-м! Ярость! Не самый любимый грех, но все же…
Не успел я договорить и насладиться ароматом смертного греха, как серебряная вспышка меча осветила темноту ночного коридора, наполняя воздух запахом гнилых яблок. Я успел уйти с траектории меча, но лезвие меня все же достало, оставив рану на плече. Но от нее ничего не осталось. Призвав черное пламя, прижег края, оставляя от пореза лишь корку темно-бардового цвета.
— У вас нет повода на меня нападать, мисье Каро, — улыбка с губ сошла, на смену ей пришел оскал и тень истинного облика за спиной, расправившего крылья. Черное пламя ада, призванное в руку, формировалось в меч, тень же расползалась по груди, спине, плечам, становясь доспехом. — Если Паладин пожелает, то мы сойдемся в битве, — но Каро унял гнев, взял себя в руки и убрал меч. А на прощание лишь фыркнул, напомнив:
— Лишь повод и твоя рогатая голова покатиться по полу… — на этих словах он ушел дальше патрулировать коридоры школы, а я гулять по школе и ее окрестностям, тратя часы на тишину уединения и затаившийся мрак старого замка.
Тень перенесла меня как раз в коридор Гриффиндора, недалеко от портрета директора, чтобы навестить картину и поговорить с куском лицемерной души, на которую нужно постараться, чтобы не капнуть слюной, поглотив крестраж сразу, а не после ее единения с остальными осколками в одном месте. Но я стал вторым визитером к лику Альбуса. Первым оказался Невилл, получающий непосредственные приказы от наставника по мою душу [4] и тушку.
— Невилл, мне нужна незапятнанная грехом и тьмой душа Гарри, — слыша эти слова я откровенно ржал в глубине моей темной, демонической сущности, где не было и намека на душу, — а так же тело, в котором я смог бы возродиться, не вызвав подозрения, — вещал с полотна этот кусок нарисованного недоразумения, сам не понимая с чем он играет, и тем более не догадываясь, кого впутывает в свои интриги. И я не о Лонгботтоме, а о себе. Но, мне же лучше и вкуснее. Есть душу, самостоятельно в меня проникшую, куда удобнее, чем с чем-то связанную. Одержимым я точно не стану, а вот сытым — да.
Видя и слыша данную ситуацию, в голове щелкнула мысль подтолкнуть Невилла к тому, чтобы стать одержимым директорским осколком, но тут же от нее отказался, понимая, что таким образом я душу Лонгботтома не съем. Она отправится на перерождение во владения Хель.
После того, как произойдет разъединение истинного хозяина тела и паразита, питающегося за чужой счет, душа первоначального владельца очистится от скверны и греховного рабства, став мне не интересной. Поэтому, решил придерживаться того самого плана, как и прежде — стать сосудом для слияния всех осколков директорской души, естественно, с последующим ужином или завтраком, это как повезет.