Завершает мой утренний список любезный мистер Эббот. К счастью, с ним все в порядке. Сомневаюсь, что иначе смогла бы остаться спокойной.
– Входи, входи. – Он машет обветренной, чуть дрожащей рукой, приглашая меня внутрь.
– Сегодня, мистер Эббот, остаться не получится. Но я принесла чай. Вы сможете заварить…
– Я уже поставил чайник. – Он шаркает в кухню. – Когда чай завариваю я, на вкус он совсем другой.
– Сомневаюсь. – И все же ставлю почти пустую корзину на стол в кухне.
– И действует он хуже, – по обыкновению настаивает он.
– Думаю, вам просто нравится компания, – улыбаюсь я и принимаюсь за работу, а он устраивается на стуле возле стола.
– Можно ли винить старика?
– Нет.
Мистер Эббот не первый говорит мне об этом. Даже когда я продаю все нужные травы и подробно объясняю, что нужно сделать, отвары, мази и припарки не удаются вовсе или получаются другими. Вероятно, все дело в эльфийском чайнике. По словам Хранителей, в вещах, созданных с помощью дикой магии, живет ее частица. Если это правда, то, может, часть моих способностей исходит от подаренного Люком ожерелья.
Но мне это не важно. Я просто рада, что могу приносить пользу. Если чтоб отвар подействовал, его должна заварить я, так тому и быть. Еще и поэтому мне стоит остаться в Кэптоне.
– В городе сегодня людно. – Мистер Эббот смотрит в большое окно в передней стороне дома. Он живет возле доков, недалеко от огромной площади, где проходят городские собрания.
– Эльфы на подходе, – напоминаю я.
– О, верно.
– Вам лучше остаться дома. Зачем вам лишние волнения, – советую я.
– Ну, если так велит целитель, то останусь. – На миг он хмурится, а после подносит протянутую мной кружку к губам. Кажется, он что-то вспоминает, нечто давнее. – Они ведь заберут еще одну девушку?
– К сожалению. – Я провожу пальцем по верхнему краю своей кружки. В памяти всплывает разговор за завтраком. – Хотя ни у кого из женщин в Кэптоне нет способностей к магии.
– Обычно Хранители внимательны к любым знакам.
Когда мне исполнилось пятнадцать, Люк целых три года наблюдал за мной. Если я приезжала в Кэптон, он глаз с меня не спускал наряду с родителями. Люк даже несколько раз навещал меня в Лэнтоне.
Однажды мама заподозрила, что мои способности травницы связаны с магией. Но Люк заверил ее, что меня просто хорошо обучили в академии.
– Они ищут до сих пор. – Я делаю глоток. – Но пока не нашли девушку, пригодную на роль Людской королевы.
Он вздыхает.
– Все это оставляет лишь незаживающие раны.
– Вы о чем? – О договоре, полагаю. Но ошибаюсь.
– Из-за эльфов потерять семью. Они забирают чью-то дочь и сестру. Навсегда.
– Людская королева каждый год в середине лета может возвращаться в Кэптон, – зачем-то напоминаю я. Он ведь живет в этом городе гораздо дольше меня. Мистеру Эбботу уже стукнуло сто двадцать.
– Женщины меняются и уже не бывают прежними. Элис изменилась.
Элис… Так звали последнюю Людскую королеву. Вряд ли это просто совпадение.
– Кто такая Элис?
Он бросает на меня взгляд молочно-белых глаз.
– Моя сестра. И прежде чем ты спросишь, да, это она.
– Ваша сестра – последняя Людская королева? – все же спрашиваю я. Он кивает. И как я этого не знала? Почему такому не учили и даже не упоминали? Мистер Эббот уже год через день ходит в мою лавку. Я готовила ему припарки и зелья задолго до учебы в академии. – Я и понятия не имела, – признаюсь я, чувствуя себя немного виноватой.
– Ты скоро поймешь, что имя избранницы недолго остается темой людских пересудов. Когда девушка уезжает, люди быстро забывают, что когда-то та была частью города. Для всех она становится лишь «Людской королевой», не более того.
Я вздрагиваю. О Людских королевах мы узнаем в начальной школе. И даже прежде. Все жители Кэптона знают эти истории. Уход королевы – обряд посвящения для целого поколения. И лишь после разговора с мистером Эбботом, когда последняя Людская королева для меня превратилась в нечто большее, чем просто титул, я кое-что осознала. Даже если Элис и возвращалась в середине лета, я ее ни разу не видела.
– Наверное, так люди просто стараются быть добрее, – устало улыбнувшись, продолжает мистер Эббот. – Как будто боль от ухода станет меньше, если реже называть ее имя. Словно бы человека можно так просто вычеркнуть из семьи, из общества.
– Я никогда не задумывалась об этом, – шепчу я.
– Сохранение мира между народами – отвратительное дело. – Он вновь подносит кружку ко рту, чтобы сделать робкий глоток. Я вижу, как дрожит его рука. Но, поставив кружку на стол, он немного успокаивается. И двигается уже более плавно. Я с облегчением вижу, что отвар действует как надо.