— Ты меня пугаешь, — сообщила тетя, а когда Алексия открыла входную дверь и переступила порог, округлила глаза и с придыханием вскрикнула: — О Боже! Ты совсем ополоумела?
Синий БМВ уже стоял под отбрасывающим желтый свет фонарным столбом, двигатель урчал, в холодном свечении фар косо пролетали дождевые капли. Салон за затонированными стеклами был погружен в кромешную тьму, но Алексия — как и Перл — ощущала кожей присутствие Майло.
— Что ты творишь? Боже! — тетя попыталась поймать её за руку, босиком ступая на влажное крыльцо следом, но Грин отшатнулась. Оглянувшись, она проговорила, вталкивая в свой голос последнее разумное и сдержанное, на которое была сейчас способна:
— Прошу тебя, вернись в дом, запри дверь и ложись спать.
Но в ответ получила только истеричное:
— Алексия!
Им не о чем было сейчас договариваться и торговаться, Перл не смогла бы остановить её даже силой, принятое решение — пусть неизвестное тете — обсуждению не подлежало. Алексия повернулась и, кутаясь в пальто, решительно зашагала к машине. Внутри её встретил знакомый табачный запах и недобро подсвеченное голубым мерцанием приборов лицо Майло Рэмси.
— Добрый вечер, — сказала она сперто и сразу отвернулась под предлогом поиска ремня безопасности.
***
Пока она суетилась, пристегиваясь, края пальто сдвинулись, темное платье соскользнуло на бедре, и взгляду Майло открылась стройная нога, тесно подхваченная черной дымкой. Он наклонился к рулю, заглядывая в тень, с просыпающимся внизу живота голодом рассчитывая рассмотреть кружевную оборку чулок и линию голой кожи, но ничего подобного не увидел. Протянув поперек себя ремень, Алексия Грин поймала его взгляд и нахмурилась, а Рэмси не смог сдержать усмешки. Было бы слишком охуенно, если бы она надела чулки, и, наверное, немного не то, чего он от неё ожидал.
Прокурорша резко одернула подол платья.
Внешне она была не в его вкусе — слишком бледная, плоская, скучная. Он привык к девочкам с вызовом в одежде и с цепляющими взгляд изгибами, но за предложенные Грин деньги собирался взять с неё по полной, как, наверное, никогда не брал с других шлюх.
Выкатываясь из тупика Давентри-Роуд, Майло крутнул шайбу магнитолы, добавляя громкости, пока та не стала физически ощутимой вибрацией ударных. Резкая обрывистая музыка пульсировала в такт настроению Рэмси, вытесняла из него лишнее беспокойство, разгоняла в нём дикое желание гонки. Вместо толкаться через весь Ливерпуль, он свернул в сторону объездной, целясь на огибающую город М-57.
Дворники метались по лобовому стеклу, в расталкиваемой ими влаге редкие габаритные огни впереди идущих машин расплывались в изменчивые красные бутоны, дорога злобно гудела под колесами. Майло опрокинул педаль газа, от мощного разгона ощутимо втиснуло в сидение и резко подтолкнуло назад голову. Коротко сверившись с голодно поползшей по спидометру стрелкой, Майло покосился на Алексию Грин. Она неспокойно вцепилась рукой в перечеркивающий её ремень, её взгляд тоже скользнул на приборку, потом пугливо ткнулся ему в лицо. Сейчас он мог позволить себе что угодно — что могли полицейские мигалки и удостоверения против мощи его бэхи и прокурорской власти? Это распалило его настолько, что он прогнал весь путь до Кросби втрое быстрее, чем обычно, а выходя на парковке из-за руля ощущал приятную усталую пульсацию в ногах и пояснице.
Это одурение захотелось усилить, и, войдя в квартиру, оставив Алексию самой разбираться со своей верхней одеждой в коридоре, он пошел прямиком на кухню. Достав с полки старую кофейную жестянку, давно и как-то сентиментально служившую ему личным хранилищем кокса, он бросил щепотку просто на зеркально натертую домработницей черную столешницу. Та рассыпалась контрастно белым порошком. Подхватив из подставки широкий мясной нож, Майло увесистой рукоятью перетер песок на мелкую пудру, затем лезвием растолкал её на несколько дорожек. Голодно приценился к ним и тогда заметил в гладком отражении Алексию.
Она остановилась между просторным диваном и высоким табуретом, приставленным к кухонному острову, свесив перед собой руки и плотно сомкнув пальцы. Повисшая прямо над ней лампа добавила в медные волосы рыжей яркости, воспламенив её, будто спичку. Плечи в черном, запятнанном чем-то мелким платье остро вздыбились. Глаза растерянно описали по просторной комнате круг и остановились на кокаине.
— Хочешь? — спросил Рэмси, и Грин предсказуемо отрицательно мотнула головой. Он пожал плечами, вытянул из кармана мятую купюру, спешно её свернул и голодно вдохнул две дорожки. Те сначала защекотали в носу мелкими крупицами, затем пришло приятное онемение и на корень языка стекло несколько морозно-горьких капель.
Этих нескольких грамм должно было хватить, чтобы немного прихмелеть, но сохранить рассудок абсолютно работоспособным. Терять голову Майло не любил, но и достаточно вошедшим в кондицию пока себя не ощущал.
— Тогда, может, выпьешь что-нибудь?
— Выпью, — с неожиданной готовностью кивнула прокурорша. — У тебя есть водка?
— Водка?! — задохнувшись от удивления, переспросил Рэмси и хохотнул. — Нет, русской водки нет. Есть колумбийский «Агуардиенте». Будешь?
Алексия невнятно поморщилась названию, но снова решительно кивнула. Майло выцепил давно пылившийся сувенир из бара, откупорил с легким хлопком давно настоявшихся под крышкой спиртовых испарений, и плеснул в рюмку. Грин взяла её и разом опрокинула в рот. Скривившись, она уткнулась носом в тыльную сторону собственной ладони, и простояла так какое-то время. Майло даже показалось, её сейчас вырвет этой пламенной настойкой.
— Спасибо, — выдохнула прокурорша, протягивая стопку обратно.
Её щеки сразу вспыхнули румянцем, на губах заблестела влага. Рэмси забрал у неё рюмку и, не глядя, отбросил. Та покатилась по столу и с тихим звоном ударилась о нож. Майло обхватил тонкую кисть Алексии Грин и уловил её слабый, быстро подавленный импульс одернуть руку. Он потянул её к себе, и она нехотя подалась, опустив голову и избегая поднимать взгляд с собственных ног.
Прежде он никогда её не рассматривал, особенно вблизи, и теперь впервые различил, насколько шелковистой казалась её светлая кожа. Ровной, нежной и теплой. Привычные Майло бабы часто обильно себя запудривали, намазывали до рыжих разводов какие-то кремы, их кожа была неровной, бугристой, с рубцами. Их лица смазывались и отпечатывались на его одежде и постели, от них никогда не пахло чистотой, только горечью талька и химической сладостью помады. В нём проснулся позыв прикоснуться, и он поднял свободную руку к её щеке.
Алексия пугливо дернулась, и Майло хмыкнул:
— Не бойся.
Произносить подобное было для него настолько в новинку, что он даже завис на мгновенье, прокручивая сказанное в голове и убеждаясь, что эти слова вообще имели смысл. Обычно — нет. Его стоило бояться. Но сегодня — пока — прокурорше не о чем было беспокоиться.
Он провел пальцами вдоль скулы вверх, к линии волос, а потом по кругу вниз, к челюсти. Взял в кулак её подбородок и подтолкнул, заставляя поднять на него взгляд. Но она смотрела будто сквозь него. Её глаза не были опьяневшими, напуганными, остекленевшими от ужаса. Майло видел, как она концентрировала их на чем-то внутри своего сознания — но не на нём. Так не пойдет.
— Назови моё имя, — потребовал он.
Она встрепенулась:
— Что?!
— Назови. Моё. Имя.
Это пробудило её, выковырнуло из убежища. Он различил, как резко сузились её зрачки, как карие глаза налились густой темнотой; она в замешательстве дважды мелко моргнула. Теперь она его видела. Он осклабился.
— Говори.
— Майло Рэмси, — выдохнула Алексия едва внятно.
— Громче!
— Майло. Ублюдочный. Рэмси.
***
Он замахнулся так быстро и сильно, что Алексия не успела понять приближения пощечины, оглушившей её на мгновенье и свалившей с ног.
— Ах ты ж сука, — процедил он, наклоняясь и хватая за волосы. Майло резко дернул, и Грин не смогла сдержать крика от полоснувшей по скальпу боли. Он поволок её за собой, и она судорожно попыталась найти под ногами опору, чтобы встать и ослабить боль, но постоянно поскальзывалась.