— Пожалуйста, сынок. Идите с Перл в твою комнату и поиграйте или почитайте, ладно? Мне и мистеру Майло нужно поговорить. А затем я к Вам поднимусь, хорошо?
Когда они ушли и на втором этаже постепенно стихли их шаги, гость с пистолетом поднялся из кресла, лениво расправляя плечи и устало выгибая спину до короткого хруста суставов.
— Пушка есть?
Теперь, когда главная ценность её жизни оказалась в сравнительной безопасности, Грин частично возобновила способность мыслить. А вместе с ней и пробивающуюся нерациональную защитную реакцию — дерзость.
— Вам обо мне известно достаточно, чтобы знать, что нет, — ответила она, сжимая руки в кулаки и ощущая на ладонях влагу. — Я юрист, а не полицейская — у меня нету табельного оружия.
Гость быстро вскинул брови и хмыкнул.
— Табельного нет, — согласился он. — А личное? Давай сумку, снимай пальто, подними руки и медленно покрутись.
С постным лицом, но трепещущимся прямо в глотке сердцем Алексия выполнила сказанное. Мужчина осмотрел её с расстояния, не подходя и не ощупывая в поисках спрятанного под одеждой оружия — похоже, ему было интересно просто покомандовать. Он вытряхнул на пол содержимое сумки Грин: её старый затертый кошелек, две связки ключей, опустевший лоток из-под обеда, записная книжка, разлетевшаяся веером воткнутых в неё листков с записками и визиток, комок смятых квитанций, расческа, надорванная и закрытая канцелярской скрепкой упаковка мармеладных конфет, пачка сигарет и зажигалка. Всё это рассыпалось по ковру с мягким стуком. Гость снова подернул бровями и проворно присел. Он взял сигареты, вытянул из упаковки одну и сунул между губ.
— Мы в доме не курим, — сообщила ему Алексия, в ответ на что гость криво усмехнулся и щелкнул зажигалкой.
Тем зимним вечером Майло Рэмси весьма доступно к пониманию Алексии донёс, что от неё требовалось: сливать информацию, препятствовать деятельности полиции в делах, касающихся парней Джошуа, саботировать их передачу в суд и при необходимости подмазывать нужным людям. На кону, в первую очередь, стояла жизнь семьи Грин, и для неё это было достаточным стимулом пойти на сделку.
В конечном итоге, пыталась она договориться со своей порой поднимающей возмущенный тон совестью, в Ливерпуле так или иначе существовал свой устоявшийся за многие годы криминальный климат. Изменения происходили лишь в направлении ветра, и тот сейчас гнали из банды Гранта Джошуа. В одиночку восставать против них — с учетом их обратившегося на Алексию внимания — было так же глупо, как выставлять против тайфуна бумажный щит — её порвало бы в клочья.
Комментарий к Глава 1. Эхо прошлого.
* В Объединенном Королевстве (Англии и Уэльсе в первую очередь) существуют две категории практикующих юристов. Высший ранг адвокатов — барристеры, ведущие дела в судах (часто, наивисшей инстанции).
Солиситор — низший ранг адвокатов, которые преимущественно ведут подготовительную работу для барристеров и могут представлять дела в судах низшей инстанции.
Эти юристы могут вести как самостоятельные практики, так состоять в адвокатских конторах, являтся сотрудниками юридических консалтинговых компаний и юридических отделов, а также работают в правоохранительной структуре Великобритании. В первую очередь, в прокуратуре, где оказывают юридическую консультативную помощь полиции и являются представителями обвинителя в судах.
Солиситоры в прокуратурах являются помощниками прокуроров. Прокурорами становятся барристеры.
**Мерсисайд — графство на Северо-Западе Англии, крупнейший город и своеобразный центр которого — Ливерпуль.
========== Глава 2. Актуальная система кооридинат. ==========
Дождь гулко барабанил в зонт, между подсвеченными витринами магазинов тесной пешеходной улочки эхом отражались голоса прохожих. Алексия шагала порывисто, прижимая к шее намотанный вокруг неё шарф, наклоняясь против ударяющего в лицо ветра. Апрельская погода была невыносимо переменчивой: когда выходило солнце, становилось достаточно жарко, чтобы раздеться до рубашки, но когда надвигались тучи и проливались влагой, становилось настолько холодно, что даже пальто, перчатки и шарф не согревали.
До «Хибби-Джиббис» оставалось лишь дойти до конца квартала и свернуть, а Грин так и не удалось найти пустынного укромного уголка, где она смогла бы спрятаться от мамочек с колясками, посторонних взглядов и стихии, чтобы выкурить необходимую дозу никотина. Без него совладать с собой она не была способна.
На принятие решения у неё ушло достаточно — возможно, даже непозволительно много — времени, и она, казалось, смогла убедить себя в том, что ради сына готова пренебречь и совестью, и страхом, и риском оказаться за решеткой. Но чем ближе становился разговор, тем тяжелее Алексии было, и тем безжалостнее она себя за это пинала. В конечном итоге, чего стоили её трусливость и призрачная гордость в сравнении с жизнью сына?
Первыми тревожными звоночками ещё год назад были внезапно наступавшие и так же быстро проходившие вспышки повышения температуры. Они редко сопровождались простудными проявлениями. Оливер просто вдруг становился очень вялым и жаловался на ломоту в мышцах. Он стремительно исхудал и большинство дней стал проводить, лежа в кровати или на полу, свернувшись клубком и тонко постанывая от приступов боли в животе. Несколько месяцев бессонных ночей и бесконечного хождения по врачам ушли на попытку понять суть недуга, и когда жуткий диагноз — рак нервной системы — наконец был поставлен и подтвержден, опухоль уже разрослась и дала метастазы в лимфатические узлы и печень.
Когда Алексия укладывала Оливера спать в его первую ночь в детском онкологическом отделении, его было вдвое меньше. Остро выпирали под бледной, проступающей синюшными узлами кожей кости, голова стала непомерно большой и слишком тяжелой для хрупкого тельца, глаза потускнели, утратив свой бирюзовый блеск. Голос Оливера стал очень тихим, он редко разговаривал, не ел, плохо спал, но стойко запрещал себе плакать и часто гладил дремлющую рядом с его койкой Алексию по голове.
После двух операций и курса химиотерапии в государственной больнице, предоставлявшей лечение бесплатно, бессильно развели руками. Нейробластому четвертой стадии теперь могла остановить только пересадка костного мозга. Ни Алексия, ни Перл донорами быть не могли, а очередь национального медицинского траста растягивалась на годы вперед, которых, конечно, у Олли уже не оставалось.
Достаточно богатым на выбор донорских клеток и со значительно более коротким списком ожидания был частный онкологический центр «Клаттербридж» на другом берегу реки Мерси, но курс лечения там, включавший подготовку, саму операцию, восстановление после и потенциальную трансплантацию печени, должен был обойтись в сто двадцать тысяч фунтов стерлингов. Такой суммы у Алексии — вместе с зарплатой, сбережениями её самой и тети Перл, приносимыми от Гранта Джошуа взятками — не было и не могло собраться в ближайшем будущем. Продажа машины и дома, помимо того, что создавали бы дополнительные проблемы, могли непредсказуемо растянуться по времени.
Алексия снова и снова это повторяла, зачитывая мысленным речитативом под барабанный ритм собственных шагов, словно мантру. Сокращая между собой и входом в клуб последнее безопасное расстояние — переходя улицу, она глубоко вдохнула и шумно выдохнула. Дверь «Хибби-Джиббис» была закрытой, но не запертой. В основном зале все стулья были подняты на столы ножками вверх, и парень с на модный манер зачесанными набок волосами толкал по полу обмотанную тряпкой швабру. Он обернулся поверх плеча, сфокусировал на Алексии взгляд, узнал и кивнул, молча взглядом предлагая пройти дальше.
Она вошла во второй зал, с красными стенами и массивными бочками, служащими столиками. Вычурные хрустальные лампы, стоящие по периметру барной стойки, были единственным источником света здесь, а потому в их тусклом, узорчатом свечении Грин не сразу рассмотрела Майло Рэмси. Он сидел в дальнем углу, закинув ноги на соседний стул, и хмурился в развернутые на коленях бумаги. Заметив Алексию, он вскинул на неё взгляд, и тот хлестнул её физически ощутимой пощечиной.