— Я никогда не переставал им быть, — во все тридцать два зуба улыбнулся я.
Ах, простите, в тридцать один, а учитывая, что у меня нет зубов мудрости (которые я успешно удалил по настоянию Валери еще пару лет назад), то в двадцать семь.
— Нам, по-хорошему, выбраться бы из этой дыры, — оглядел комнату Темпл. — Мы сидим здесь уже больше пяти часов.
— Откуда ты знаешь? — нахмурился Зейн.
Вместо Темпла ответил Харви:
— Один из приспешников Варгаса носит часы.
— Ничего себе, — присвистнул я, снова ощутив дупло вместо зуба.
Уроды. Честное слово.
— Как будем выбираться отсюда? — поинтересовался я, попеременно глядя на всех.
Темпл тяжело вздохнул, дав понять, что на данный вопрос у него нет ответа, Зейн стал задумчиво кусать губу, а Харви все также беспристрастно смотрел вперед, на дверь, как будто призывая кого-то. Я поражаюсь этому человеку.
— Как ты это делаешь? — поинтересовался я у него.
Харви нехотя оторвался от двери и посмотрел на меня. Его губ коснулась улыбка.
— Что именно?
— Ты остаешься холодным, безэмоциональным даже в такие ситуации! — слово маленький ребенок, восхитился я. — Ты практически никогда не паникуешь, не впадаешь в ярость и совершаешь выбор с ясной головой… Я так не умею…
Харви ласково посмотрел на меня.
— Джейми, я точно также могу восхититься твоим безрассудством и способностью находить выход из разных ситуаций. Просто я холодный.
— Sen de manyaksın, deli baş, - подытожил Зейн.
— Чувак, давай на английском! Мы твой арабский не понимаем.
— Турецкий, — поправил Зейн.
— Турецкий, арабский, мавританский — какая разница? Переведи, че сказал, а не то ботинок в рожу кину!
На нас посмотреть, так мы не в плену сидим, а проводим чисто дружеский вечерочек где-нибудь на берегу какой-нибудь Италии, глядя на красоток, что примостились рядом и попивая из их рук что-то по типу Секса на пляже. Вы не подумайте, естественно, рядом со мной Валери, никак иначе. Она шкуру с меня сдерет, если узнает, что я мог предположить какую-нибудь другую девчонку. Альму-пальму, например. Вспомнив ее, я аж содрогнулся, благодаря Бога, что вовремя очнулся и посмотрел на ту, что действительно вызывала во мне душевный трепет. Наряду с инфарктом, ага-ага. Я улыбнулся. Эх, вернуть бы дни, в которые Валери пряталась в комнате Темпла, когда его не было и мне приходилось ждать: думая, что я ничего не подозреваю, она поглядывала на меня украдкой из щелки в шкафу, точно вздыхала, а я подыгрывал ей, наслаждаясь ее присутствием, ребячеством и желанием меня напугать. Обычно она в конце выскакивала со словами: «Бу, ну что, испугался?» Приходилось делать вид, что да, испугался, чтобы затем кинуться на нее и начать щекотать, наслаждаясь мелодичным смехом.
— Я сказал, что ты псих, сумасшедшая голова — если дословно, конечно, — оторвал меня от мыслей о Валери Зейн.
Я взглянул на него, несколько раз моргнув и попытавшись прийти в себя, после чего услышал шаги. Мы все насторожились. Кто-то шел к нам. Хоть шаги и были еще далеко, но мерный перестук отражался от голых стен и долетал до нас. Когда звуки стали громче, мы все оказались натянутыми, словно тетива лука. Каждый из нас готов был бороться за свободу. За ту свободу, которую мы ощутили в главном зале, когда нам поволокли сюда. Ведь здесь мы подальше от глаз Варгаса, занятого суетой и Рафаэелем. Сто процентов он уже оповестил всех своих друзе й о том, что он снова на свободе и теперь срочно необходимо заняться делами.
Послышался скрежет металла, затем щелчки открывающихся замков, и вот перед нами предстал своей собственной персоной Альваро Варгас, непризнанный сын Октавио Варгаса. Серенький, словно мышь, он вошел к нам в комнату и закрыл за собой дверь, окидывая нас уставшим взглядом. Мы молчали. Тупо смотрели друг на друга. И все же молчание было прервано.
— Что тебя привело в нашу обитель? — вежливо поинтересовался Харви.
— Хотел узнать, как вы.
Все, кроме Харви, ошарашенно уставились на Альваро. Мне послышалось? Я оглох? Я умер и оказался в Раю, где у людей чистые помослы?
— Спасибо, пока неплохо. Держимся, — ответил Харви, тонкий ценитель аристократических бесед. — Ты сам в порядке? После того, что случилось в зале..
Альваро слабо кивнул головой, после чего прислонился к двери и медленно сполз по ней на пол.
— О чем ты беспокоишься? — искренне поинтересовался Харви.
Мы затаили дыхание, доверившись Харви, который отличался умением налаживать дипломатические отношения. Вот кому надо было стать адвокатом. Этот молодой Брэд Питт умел располагать к себе людей.
— Прекрати заговаривать мне зубы, — процедил Альваро. — Если ты думаешь, что я пришел сюда поболтать, то ты крайне ошибаешься.
Харви кивнул головой.
— Твое право.
Альваро, который приготовился к обороне, облегченно выдохнул, после чего закрыл глаза. Мы все взглянули на Харви, который отрицательно покачал головой, как бы намекая на то, чтобы мы не трогали Альваро. Сказано — сделано.
Время текло. Медленно. Я бы сказал, что нарочито медленно. Ожидание затягивалось, наше терпение истекало. Я смотрел на Альваро, который застыл в одной позе и не открывал глаза, и мне хотелось прокричать ему в лицо, что он последний трус, подонок, обозлившийся на своего брата из-за шалости, о которой Рафаэль сожалел до сих пор, но приходилось сдерживаться.
В голове всплыли образы Валери, раненой, испуганной. Неужели этому человеку нравится доставлять боль невинным людям? Неужели он был счастлив, когда наблюдал за плачущей, страдающей Валери, отчаянно кричавшей в моменты пыток? Вспоминая все это, я злился еще больше, покрывался красными пятнами, тяжело дышал, наблюдая за Альваро, как хищник за своей добычей. Мне хотелось убить его. Его и Октавио Варгаса. За то, что они сделали, за то, как поступили с Валери, нами…
— Ты не обязан делать все то, что он приказывает тебе, — нарушил тишину Харви, буровя взглядом Альваро.
Тот открыл глаза и уставился на Харви.
— Заткнись.
— Посмотри на нас, — мягко продолжил Харви, — посмотри на людей, что стали жертвами своих родителей, что в начале пытались им угодить, но затем поняли, насколько черствы сердца наших отцов, неспособных испытывать такое высокое чувство, как любовь, — на долю секунды мне показалось, что в глазах Альваро появились слезы, но он быстро опустил взгляд.
— Заткнись!
— Увы, — продолжил как ни в чем не бывало Харви, — никто из нас не испытал родительского тепла, не увидел поддержки, не почувствовал себя в безопасности. Посмотри на меня Альваро, — приказал он, и почему-то Альваро повиновался. Его лицо было искажено от боли, которую он не мог пережить. — Нас всех изнасиловал мужчина, — я вздрогнул, зажмурился, подавляя в себе рвотные позывы и прогоняя прочь дурные воспоминания, что должны были быть за запертой дверью в самом темном углу моего сознания. Они не должны были найти выход, но, черт бы их побрал, они сделали это. Крики детей, мальчиков, моих ровесников, таких же одиннадцатилетних школьников, стояли в ушах, запах крови, что струилась по полу, ударила в нос, и я отчаянно покачал головой из стороны в сторону, стараясь утихомирить хаос воспоминаний и мыслей. — Мы были обычными школьниками, маленькими детьми, еще неспособными постоять за себя, — продолжил Харви. Его голос даже не дрогнул. — И знаешь, что сделали наши отцы, когда нас вызволили из плена? Отказались от нас, — его голос прозвучал словно гром посреди ясного неба. Каждый из нас передрнулся. Каждый из нас погрузился в те боль и отчаяния, что поглотили наши разумы тогда, в далеком прошлом, и не отпускали. — Они корили нас за то, в чем мы не были виноваты, смеялись над нами, считали недостойными существования. ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! — приказал Харви, когда Альваро уткнулся взглядом в колени и заплакал. Я сам не заметил, как по моим щекам заструились слезы. Слезы обиды. На мир, на Бальво, на отца, не сумевшего защитить меня, поддержать. — Мой отец пытался убить меня, когда я оказался дома! СЛЫШИШЬ?! ОН СОБСТВЕННОРУЧНО ДУШИЛ МЕНЯ В КРОВАТИ, ПОКА Я СПАЛ! — сквозь зубы процедил Харви. — Ни у кого из нас не было того детстсва, о котором мы все мечтали. Ни у тебя, ни у нас. И мы не виноваты в этом. Рафаэль не виноват в том, что твой отец — конченный урод, не сумевший испытать любовь по отношению к своим детям, не посчитавший признать тебя своим законным сыном, не решивший жениться на твоей матери, как того велит христианский закон! Нет! В этом виноваты только наши родители. Это было их право стать теми, кем они являются сейчас, совершать тот выбор, который она совершают прямо сейчас. Ни ты, ни я, ни Рафаэль, ни Джейми — никто из нас, а только отцы и матери, отвернувшиеся от своих детей в тот момент, когда они в них больше всего нуждались! Поэтому подумай, на чьей стороне ты хочешь быть, кем ты хочешь стать и каким отцом ты хочешь быть своим детям.