Стоит ли упомянуть, что отец, понимая, что меня могут похитить, пытать, решил, что мои тело и разум должны привыкнуть к боли, чтобы ненароком не выдать врагам ценную информацию? Меня пытали, вырывали ногти с корнями, прижигали тело, резали, били током, топили в воде, избивали, растягивали на дыбе, что вертикальной, что горизонтальной — этот список можно продолжать вечно. Они только не касались моего лица. Отцу нравилось, что я был похож на него, и он не решался портить это. Я выдерживал все пытки, долго отходя от них, несколько раз даже пытался сбежать и обращался в полицию, но меня быстро возвращали обратно домой. Полицейские лично привозили мое бренное тело к дому отца, который был страшно недоволен моим поведением и снова наказывал. В какой-то момент я бросил все попытки, смирившись с тем, что происходит, и принял тот факт, что буду связан с мафией на долгие годы. В пятнадцать лет, сидя с Шестеркой в заброшке, мне пришла идея собрать вокруг себя своих людей, которые в будущем помогут мне и моим друзьям избавиться от гнета наших отцов.
Многие могут подумать: "Да что смыслит этот мальчишка в таких делах?", но я с самого детства варился в этом дерьме. Многие главари мафий и другие важные ее члены становились участниками преступных организаций именно в подростковом возрасте. Пластичный, несозревший мозг юнца быстро впитывает необходимую информацию, и подросток успешно учится выживанию, набираясь хитрости, жестокости, бесчеловечности, бескомпромиссности, безжалостности и т. д. Был бы я тем, кем являюсь сейчас, если бы не мой отец? Нет. Я бы имел более или менее здоровое детство, был бы сейчас самым обычным человеком с самыми обычными проблемами, думал бы об учебе, работе, девушке, доме, друзьях, вечеринках… Но мой разум занимали совершенно иные проблемы, которые мне сейчас предстоит решить.
— Неужели ты и дальше желаешь влачить это жалкое, низменное существование, лишившись той власти и силы, которые я могу тебе подарить? — услышал я голос отца, просочившийся сквозь мысли, хаотично кружившихся в моей голове.
Кто-то коснулся моей шеи, стал светить фонариков в глаза, отчего я попытался зажмуриться.
— Удивительно, что он еще в сознании после таких побоев, — выдохнул человек, снимая с меня рубашку и начиная чем-то обмазывать мое тело.
Почувствовался запах спирта, а затем и жжение на коже. Я не дернулся. Привык.
— Он и не такое выдерживал, — с гордостью в голосе промолвил отец.
Я разлепил глаза, расплывчато видя треснутый потолок с многочисленными дырами, свисающую люстру с огоньками и чье-то лицо. Мужское. На плечах виднелась белая ткань. Врач? Я даже усмехнулся, тут же почувствовав острую боль в нижней части лица.
— У него сломаны ребра и правая нога. Необходимо проверить внутренние органы, — сухо проговорил врач. — Возможно, что они повреждены, — его руки двигались вдоль моего туловища, принося облегчение. — Господи Иисусе, сколько гематом…, - прошептал он. — Голова сильно болит?
— Нет, — соврал я.
— Правду.
— Нет.
Он показал мне пальцы и спросил:
— Сколько ты видишь?
— Шесть.
Протяжный выдох был мне единственным ответом.
— По-хорошему его бы в больцу, — заключил доктор. — Нужно сделать обследование внутренних органов, понять, насколько сильно повреждены ребра и нога, и нет ли никаких внутренних кровотечений. Не исключено, что у молодого человека сотрясение мозга. Дай Бог, чтобы не было кровоизлияния в мозг. Тебя тошнит?
Я покачал головой, пытаясь приподняться, но оглушающая боль в области груди не дала мне этого сделать.
— Ты что делаешь! — воскликнул доктор. — У тебя сломаны ребра!
— Ничего страшного, — отрезал отец, — потерпит.
— Нет, — взбунтовался врач. — Я доктор, и я не могу просто смотреть на то, как вы издеваетесь на ним. Ему нужна помощь, хотите вы того или нет.
Отец хладнокровно улыбнулся и в мгновение ока схватил врача за ворот халата, потянув его на себя. От испуга доктор вскрикнул и попытался оттолкнуть отца, но тот встряхнул его, приводя в чувство.
— Ты будешь делать то, что я тебе скажу, — процедил отец. — И если я сказал, что он останется здесь, значит, твоя задача оказать всю необходимую помощь именно в этом месте и нигде больше. Ты меня понял?
Доктор пугливо закивал головой. Нижняя его губа дрожала. Я вновь попытался приподняться, и у меня получилось, несмотря на боль, что не давала даже нормально дышать, не то, чтобы думать.
— Отпусти его, — бросил я. — Он тебе ничего не сделал.
Отец взглянул на меня и повиновался, тут же коснувшись рукой моего лица. Мне стоило огромных усилий не оттолкнуть эту руку и не врезать ему по лицу, в надежде вытрясти из головы мозги.
— Как ты? — спросил он, поглаживая мое раненое тело.
Меня пробрал смех. Боже, этот человек — самый настоящий псих!
— И ты еще спрашиваешь? — дерзко спросил я.
Пока мой отец собирался с мыслями, я осмотрел помещение, оценивая свои шансы на побег, и увидел как минимум пятьдесят-шестьдесят бойцов, беспрекословно охраняющих периметр. М-да, мы в дерьме.
— Его действительно нужно отправить в больницу, отец, — услышал я знакомый голос, на который мгновенно повернулся.
К нам шел Альваро. Несмотря на все то, что он сделал, мне было больно от того, что мы с ним оказались в таких отношениях. Да, между нами не было братской близости, да, мы не проводили так много времени вместе, но я действительно считал его своим братом. О поступке, который совершил в юношестве, я сожалел так глубоко и сильно, что до сих пор не находил себе место. Воспоминания о том, как кричал Альваро, умоляя отца остановиться, когда тот его наказывал, до сих пор были свежи в моей памяти.
Отец напрягся.
— Ты действительно так считаешь? — только и спросил он.
Альваро сел на корточки перед мной и стал осматривать тело, лицо.
— Твой доктор — умный человек. Я и солдаты здорово постарались, пока работали над ним, — он аккуратно коснулся моей груди, перемещая ладонь на живот, затем на бедра, осматривая ноги. — Сломанные ребра опасны для жизни, отец. Да и гематомы ни о чем хорошем не свидетельствуют. Как бы кровотечение внутреннее не открылось.
Доктор рядом закивал головой, жутко напоминая мне статуэтку собаки в автомобиле, что реагирует на любое движение.
— Ладно, — недовольно выдохнул отец, — раз ты так говоришь.
Альваро несколько секунд еще просидел около меня на корточках, после чего подмигнул так, чтобы никто не увидел, и сказал:
— Я лично отвезу его в больницу. Дашь мне двух своих людей, чтобы были на стреме. Я договорюсь с охраной в больнице и своим знакомым, работающим там, чтобы не было проблем.
Отец кивнул головой, отвернувшись от меня и отдав приказы своим солдатам. Я непонимающе взглянул на Альваро, и на его лице промелькнула улыбка, тут же скрывшаяся за маской безразличия. Он поманил рукой двух солдат, что стояли неподалеку, и те подошли к нам.
— Мои люди подготовят машину, — крикнул отец, сходя с помоста, — а ты пока перенеси его тело к выходу.
— Хорошо.
— Как наши пленники?
Я насторожился, неготовый услышать то, что скажет Альваро. О Святая Мария, молю тебя, сделай так, чтобы с ними все было хорошо. Клянусь, я пойду в церковь и поставлю за всех грешных свечку, моля Бога о прощении.
— Сидят в комнате, пока еще не пришли в себя, — ответил Альваро. — Я ввел им дозу, чтобы они не доставляли нам хлопот.
— Молодец, — удовлетворенно улыбнулся отец. — Скоро, правда, они нам понадобятся. Дон Гвидиче прибудет сюда к шести утра, чтобы заключить сделку.
— Я проконтролирую все, — кивнул головой Альваро.
— Хорошо.
Отец подошел к нему и заключил его в объятия, несколько раз несильно ударив по плечу. Альваро склонил голову, как послушный сын, и, когда отец удалился, приказал двум взять носилки и перенести на них меня. Они аккуратно выполнили приказ, после чего понесли меня к выходу. Альваро шел впереди, и бойцы расступались перед ним, отдавая дань уважения склонением головы. Когда мы вышли из коридора, спустились по лестнице ит оказались в холе первого этажа, к Альваро подбежал солдат