Обхватив ручку двери, я уже было приоткрыл дверь, не выпуская из виду Валери, когда услышал знакомый голос, окликавший меня по имени. Отпустив предмет, я сжал руки в кулаки и разжал, стараясь призвать внутреннее спокойствие.
— Ну что, Джейми, будешь участвовать в заезде завтра? — спросил Мартин, сверкнув ореховыми глазами.
В них читалось высокомерие и насмешка. Ну ничего, сосунок, сейчас я собью с тебя эту спесь. Спустившись со ступеней, я поравнялся с ним, благодаря своего папашу за внушительный рост, и взглянул на этого червяка сверху вниз, с наслаждением отмечая, как он нервно переступил с ноги на ногу. Мне не составит труда сломать пару его ребер и отправить на несколько недель на покой.
— Здравствуй, Мартин, — тонко напоминая о правилах приличия, произнес я, не пытаясь подавить животное начало, которое сейчас брало вверх. — Как поживаешь?
— Замечательно, — криво улыбнулся он, поправив кожаную куртку. — Ты как?
— Прекрасно, — ответил я, наблюдая за его лицом. В целом оно выражало насмешку, но вот в глазах притаился страх, который этот мальчишка неумело пытался спрятать. Он пока не дорос до такого уровня, чтобы играть со мной в эти игры.
— Так ты собираешься? — Мартин поправил ворот куртки, выдавая свое волнение.
Я хищно улыбнулся, пригвоздив его взглядом.
— Конечно. Ты ведь тоже участвуешь?
— Нет.
— Почему?! Я думаю, у тебя получится лучше, чем у Виктора, — кормя его мнимой похвалой, говорил я, стараясь аккуратненько подвести его к нужному мне ответу. Эта подколодная змея достойна своего липового друга Виктора. — Я считаю, что тебя, как соперника, нужно боятся многим.
Мартин улыбнулся, расслабленно опустив плечи, и кивнул головой. Я подавил смех, предвкушая дальнейшую игру.
— Это правда, — добавил он.
— Конечно! Для меня вообще странно, почему ты уступаешь Виктору, не соревнуясь с ним за возможность победить, — я положил руку на его плечо и сжал. — Мартин, — проникновенно взглянув в его глаза, медленно обратился к нему я, — ты упускаешь такие возможности, находясь в тени своего друга, которому постоянно перепадают все лавры. Я считаю это несправедливым. Мне бы хотелось иметь такого соперника, как ты, а не как Виктор. Он слишком слаб для таких взрослых игр, ты же силен, опасен и весьма перспективен.
Все, рыбка клюнула, сжирая червячка и насаживая саму себя на крючок. Глаза Мартина распахнулись, и в них я увидел потаенную радость, словно он только и ждал, что кто-то скажет ему такие вещи. Мда, у этого кретина конкретные комплексы.
— Чувак, — хлопнув меня по плечу, сказал Мартин, и я сжал челюсти, прощая ему столь бездумный поступок. В следующий раз мой кулак придется ровно в его солнечное сплетение, чтобы этот кусок дерьма понял, где его место. — ты абсолютно прав. Знаешь, я, пожалуй, тоже приму участие.
— Рад это слышать, Мартин, — ядовито улыбнулся я, ощущая, как волна из смеси эмоций накрывает меня.
Еще одна игрушка в моей игре, которая в скором времени осознает, что нужно вовремя затыкаться и повиноваться тем, кто выше, сильнее и имеет большой вес в обществе. Я протянул руку, которую Мартин воодушевленно обхватил, и сжал его ладонь, чуть надавив ее. Не хотел бы я иметь такого друга, с которым и враг не нужен. Крыса.
— Удачи.
Отпустив его, я не глядя сделал несколько шагов вперед, остановившись только тогда, когда услышал, как открылась и закрылась дверь кафе. Та ситуация, когда Валери была чем-то или кем-то напугана, до сих пор не отпускала меня. Я следил за этими тварями поочередно, но пока никто из них не проявил свою истинную натуру. Притаившись возле стены, я стал наблюдать за ним, отметив, что он сел именно за тем столиком, который обслуживала Валери. Через несколько минут она подошла к нему, и ее лицо изменилось при виде этого червя: на нем отчетливо читались злость, отвращение и страх.
Что-то мне подсказывало, кто именно ее напугал, но тогда из-за моих неподтвержденных догадок, я не стал вершить правосудие, но сейчас… Валери сняла свой фартук и вручила его Тибо, смотревшего то на нее, то на Мартина, который встал. Нет, Тибо, не дай ей выйти. Я не хочу, чтобы она даже секунду проводила в компании этого ублюдка. Я потер изображение розы на своей руке, призывая себя сохранять спокойствие, когда Валери пулей вылетела из кафе, остановившись в паре метров от него, и спрятался за стеной. Мартин вышел следом.
— КАК ТЫ ПОСМЕЛ ЯВИТЬСЯ СЮДА ПОСЛЕ ТОГО, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?! — прогремела она, широко разводя руки в сторону.
Признаться честно, даже я ее испугался.
Валери трясло от накрывших ее эмоций. Мартин насмешливо улыбнулся, и меня всего дернуло в их сторону. Ублюдина. Я лично сверну шею этому выродку.
— Валери, — позвал ее он, хохотнув, — Валери, ну что же ты делаешь из мухи слона?
— Ты тронул меня! — вскричала она, ударив его в плечо, и я шумно втянул воздух, ощущая тяжесть в кулаках. — Прикоснулся без моего позволения!
— Подумаешь: я всего лишь погладил твою нежную грудь. Уж я точно не виноват в том, что ты вызываешь у меня похоть.
Даже мне стало мерзко от его слов. Жаркая волна ярости накрыла меня, ослепляя и подстегивая разорвать это животное на куски. Я ударил по стене, призывая себя успокоиться, но это было очень сложно сделать. Валери закричала во все горло и накинулась на него с кулаками, хорошенько вмазав ему по носу. Мартин заорал во все горло, пытаясь сдержать кровь и Валери, что накинулась на него точно бестия. Я дернулся в их сторону, приготовившись заставить пожалеть эту тварь о том, что она сделала, но Тибо уже выбежал к ним, отрывая Валери от Мартина, чтобы самому ударить его, однако эта крыса уже сбежала. Валери заплакала, прижимая ладонь ко рту, чтобы приглушить всхлипы и крики, и Тибо прижал ее к себе, пытаясь успокоить. Мне хотелось кинуться к ней, чтобы утешить, чтобы дать понять Валери, что у нее есть защитник, но в глубине души понимал, что мое появление сейчас расстроит ее еще больше.
В бешенстве я схватил свой телефон, набирая выученный наизусть номер, и сказал, когда услышал голос Эйдена:
— Собирайся. Ты мне нужен.
Глава 23
Жизнь — это процесс,
Когда каждый, бросая себе вызов, в то же время
Начинает сомневаться в себе.
Я смотрю на небо,
Прошу у мира ответы на то, что пожирает меня,
Но я должен сам разобраться в себе.
У меня никогда не было нормальной семьи, где все члены любят друг друга нежной любовью и готовы порвать друг за друга. Вместо этого я каждый день стирал кровь со своего тела, обрабатывая порезы, учился владеть ножами и другими видами холодного оружия, слушал про мафиозные группировки, про управление ими, смотрел на то, как отец в подвалах завода пытает людей, а затем и вовсе убивает их. В семье я был единственным ребенком. Матери моей не стало, когда мне исполнилось два года. Роды были очень тяжелыми, и их последствия она переживала достаточно тяжело, в конце не выдержав и скончавшись. Расти мне довелось среди кучи нянь, которым не было до меня никакого дела, поэтому все мое детство прошло на улице в компании таких же беспризорников, как и я. Не могу сказать, что меня это не устраивало, потому что этими беспризорниками были Темпл, Эйден, Зейн, Харви и Рафаэль. С ними я сразу нашел общий язык, с каждым днем ощущая все сильнее, что эти люди становятся для меня роднее, чем кто-либо до этого. Они- моя семья.
Много времени я проводил с двумя людьми — с Эйденом и Темплом. С ними мы зависали по ночам в комнатах друг у друга, смотря фильмы и сериалы, читая книги из большой библиотеки Эйбрамсона, пробираясь на чердак, где лежал всякий хлам, который казался нам чем-то невероятно интересным, сулящим приключения. Маленьких сестричек Темпла я видел редко: они также проводили много времени в компании своих нянь, изредка видя мать и отца, а затем и вовсе пропали в школе-интернат, поэтому до определенного момента они не представляли для меня никакого интереса
С Айрис я познакомился раньше, чем с Валери: та была в саду, писала какую-то картину и попросила меня помочь ей немножко пройтись, чтобы она смогла ощутить голыми ступнями хрустящие листья деревьев. Тогда стояла золотистая осень, в некоторых местах еще расписанная красными, оранжевыми и зелеными оттенками. Она была дождливой, ветреной, небо серым, вечно покрытым свинцовыми тучами. Я любил осень. За возможность быть один день в счастье, другой — в грусти. Она такая же переменчивая, как и я.