— Ты считаешь, что тебе все дозволено, считаешь, что имеешь право трогать кого угодно, считаешь, что это все останется безнаказанным, но это не так, — свирепым голосом проговорил я, делая надрез на коже его груди. Эйден в это время битой сломал вторую ступню, и я с удовлетворением наблюдал за тем, как искажается от боли лицо этого ублюдка, как надрывается его горло от приглушенных оров.
Валери не первая, кого он тронул. Было несколько девушек до этого, которых он споил и изнасиловал. Я узнал об этом перед тем, как приехал за Эйденом. Валери стала той, кто положит конец деяниям хотя бы одного такого выродка. Перед глазами стояло ее лицо, испуганное, дрожащее, заплаканное, глаза, полные страха, и я дал выход той злости, тому гневу, той ярости, что жили во мне все это время. Мартин закричал, но из-за скотча крики слабо доносились до нас, позволяя делать с ним все, чтобы он больше никогда не посягнул на тело какой-либо девушки.
Месть за ту, что для меня важнее всех на свете.
***
Она нужна мне. Очень. Я вышел из душа, смыв с себя кровь и остатки неприятного дня, думая о ней, ее улыбке, заливистом смехе, звучном голосе, что всегда напоминал мне о жарком летнем дне на берегу Карибского моря. Я знаю, что у меня странные ассоциации, но я ничего не мог с этим поделать. Она — мое тепло.
Я не знаю, что со мной творится, не понимаю, что чувствую, но эта девчонка засела в голове. Я хочу видеть ее. Накинув на себя полотенце, я промокнул им капли воды, стекающие по груди, прошелся по всему телу и оделся в спортивные брюки и черную майку. Взгляд прошелся по моим татуировкам, которые моя тетя забивала поверх тех «наград», что служили мне напоминанием об определенных моментах моих жизни, и я вышел из душевой, направляясь в свою комнату. Точнее в комнату Альмы. Она ждала меня там, надеясь, что сегодня нам предстоит провести жаркую ночь, но моя голова была забита другим. Остановившись напротив двери, я собирался уже открыть ее, когда понял, что это не моя дверь, а ее. Я прислонился к ней головой, ощущая дикое желание в ладонях, что тянулись постучать в эту треклятую штуковину, стоявшую между мной и Валери. Мне ненавистно состояние наших отношений сейчас, ненавистен факт, что она обижена на меня, не хочет видеть и слышать, не желает, чтобы я был в ее жизни.
Я провел рукой по двери, остановившись на ручке, что отдавала холодом, и постучался. Через минуту перед мной встала Валери, которая оторопела от моего вида и даже отступила, дав мне возможность увидеть, что происходит в ее комнате. Там стоял Виктор. Руки сами по себе сжались в кулаки, но я сдержал себя.
— Привет, — сказал я, смотря в ее прекрасные небесные глазки, в которых было много мне незнакомых чувств.
Валери ничего не ответила, и я вспомнил то, о чем она говорила, то, что она обещала. Если Валери берет на себя какое-то обязательство, то выполняет его неукоснительно. Ужасная черта Эйбрамсонов. По крайней мере сейчас.
— Вы что-то хотели? — спросила я, и от ее голоса повеяло холодом.
Я неприятно поежился, не сводя с нее взгляда, хотя Виктор приближался к нам.
— Да, — ответил я, и тень печальной улыбки прошлась по ее лицу.
— Поздно. Подойдите завтра, если вам что-то нужно, — Валери захотела закрыть дверь перед мной, но моя рука рефлекторно удержала ее, не позволяя моей нимфе скрыться.
— Я хочу поговорить, — продолжил я, не обращая внимание на Виктора, что уже встал позади нее.
— Не могу, — вновь проговорила она, и я отчаянно сжал косяк двери.
Я хочу объясниться, хочу, чтобы она простила меня, вновь улыбнулась, поцеловала в щеку и обняла, считала, что для нее я — друг, ее верный помощник, на которого она всегда может положиться.
— Что тебе от нее нужно?! — дерзко спросил Виктор, кладя руку на ее бедро.
Я резко втянул воздух, буквально ощущая, как этот жест болезненно отразился во мне. Черт побери, я с удовольствием сломаю ему руку, если он не уберет ее. Почему он имеет право трогать ее? Почему он здесь? Почему он сейчас на том месте, где мог быть я? Эта мысль возникла в моей голове так внезапно, что я ошеломленно заморгал, а затем горечью взглянул в глаза Валери и умоляюще попросил:
— Пожалуйста.
Ее губы задрожали, и моя рука дернулась в их сторону, однако мне пришлось вовремя остановиться. Моя невероятно прекрасная нимфа. Я так сильно ее обидел.
— Я занята сейчас, — вскинув голову, сказала Валери, и в ее глазах промелькнули слезы. — если вам нужна какая-то помощь, думаю, Виктор согласится оказать ее.
Ее бывший или нынешний (я уже не знаю) самодовольно взглянул на меня, после чего поцеловал Валери в губы, делая это демонстративно медленно, оттягивая эту покрасневшую плоть и сводя меня с ума, после чего закрыл перед мной дверь. Я обессиленно разжал руки, вновь прислонившись к двери, и чуть не ворвался в комнату, чтобы вышвырнуть оттуда Виктора, чтобы он не трогал ее, чтобы не оставлял следы своих грязных поцелуев на ее чистом теле, но осознание того, что таким образом могу потерять ее навсегда, остановило меня.
Я вновь завоюю ее расположение, сделаю все, чтобы она простила меня и приняла обратно. Только для этого мне нужно время и терпение, которыми я не обладаю. Что ж, придется учиться чему-то новому. Оторвавшись от ее двери, я двинулся к Альме, с отвращением думая о предстоящей ночи.
Глава 24
Нельзя заплатить за то, что не имеет цены.
Некоторые утверждают, будто каждая,
абсолютно каждая вещь в мире имеет свою цену.
Это неправда. Есть вещи, у которых нет цены –
они бесценны. Их проще всего узнать:
стоит только их потерять, и всё —
они уже потеряны навсегда.
Анджей Сапковский "Крещение огнём"
Вишневая помада, затемненные уголки глаз, немного румян на щеках, и вот я стояла почти готовая, лишь надевая белую флисовую рубашку поверх черной майки. Я накинула куртку, когда в дверь постучали. Сердце ёкнуло. Неужели опять он?
— Коко, откроешь, пожалуйста? — спросила я, затаив дыхание и подбежав к шкафу, словно он мог спасти меня.
В голове то и дело всплывал тот вечер, когда Джейми пришел ко мне, попросив поговорить с ним. Второй день это не давало мне покоя, второй день я одновременно проклинала и благодарила Виктора за то, что он не позволил тогда мне размякнуть и согласиться, хотя мне очень сильно этого хотелось. Эти большие серо-голубые, искусанные пальцы рук, знакомые до ужаса татуировки, его прекрасный голос, выражающий сожаление, взгляд, полный вины, опущенные плечи — мне было очень трудно сдерживать себя. Я не могла видеть Джейми в таком состоянии.
— Привет! — ворвался к нам Оливер с какой-то коробкой.
Коко хлопнула его по плечу, а затем чмокнула в щечку, сплошь усеянную веснушками. Ну прям поцелованный солнцем. Я тоже подошла к нему, только сзади, заключила в объятия, трогая его прекрасные вьющиеся волосы, некоторые завитки которых падали ему на лицо. Сегодня он не стал их укладывать.
— Что за коробка? — спросила я, глядя на него с улыбкой. — Тайный поклонник?
— Да, только не мой, — подмигнул Оливер и подозвал к себе Коко.
Неужели Тибо решил начать открыто за ней ухаживать? Дай Бог, чтобы это было так!
— Ой! — радостно воскликнула Коко, — кто-то оставил тебе послание!
Я недоуменно нахмурилась, но Оливер закивал головой и показал взглядом на крышку коробки, на которой было написано мое имя. Странно. Я ни от кого подарков не жду.
— Я же не пропустил твой день рождения? — спросил Оливер, за что получил от меня пинок под зад. — Ай, это было неприятно!
— Когда твой парень шлепает тебя по твоей попке, тебе тоже неприятно? — подмигнула Колетт.
— Мне приятно все, что делает мой парень с моей попкой, — состроил рожу Оливер, и я разразилась хохотом.
Колетт же изобразила рвотные позывы, после чего хихикнула:
— Фу, звучит не очень.