Друзьями я их по-прежнему не назову, так как не испытываю ничего подобного, но вот чувство дикой собственности по отношению к ним – да. Драко и Персефону, как и в случае с Полумной, хочется связать самыми прочными лентами, заткнув рты, ограничив движение, и никуда не отпускать. Склониться и чахнуть, как Смауг над златом под горой гномов[2]. С Забини и Ноттом Жадность не требует подобного, лишь пробует на вкус, присматривается.
- Алиссар, - толкает меня в бок Драко, - к тебе Ник, - показывает на сову, несущую мне письмо с гербом министерства.
- Ответ от Кингсли на просьбу встретиться и пообщаться, - напомнил я о деле, порученном леди Еленой. Птица, как только отдала послание, тут же вспорхнула и улетела, а я раскрыл конверт, и еще не прочитав: – Надеюсь, прогуляться к министру сегодня. Быстрее решу дело с портретом и крестражами, больше будет времени на себя и свой желудок, - и на мою удачу, которая не покидает меня даже в демонической жизни, приглашение выписано на сегодня.
- Ты не Жадность, Алиссар, а Обжорство, - шепчет мне Персефона, показывая на рыжего гриффиндорца, накинувшегося на еду, как будто ее неделю не видел, - грех Уизли подошел бы тебе больше, греха Слизнорта.
- Каждый демон – это сосредоточения голода, но в меру своей сущности и способностей, которые используют. Естественно, если этот грех не ведущий, - влилась в разговор Полумна, подсаживаясь за стол восьмого курса. Она со мной все так же мила, приветлива и дружелюбна, как и в прошлой жизни. Тон ее невесом и легок, а взгляд все так же мечтателен и загадочен. Но не у слизеринцев, хранящих свои секреты. – Расслабьтесь, ребят, - говорит она, зная, что они готовы в любой момент сразиться, за свою жизнь, - я по вам работать не стану, на ваших руках крови нет, - уточняя, - а та, что есть пролита в честном бою.
- Ты просто так, или по делу? – спрашиваю, смотря на задумчивую девушку, ушедшую в свои мысли. – Если просто так, то мне пора, - встаю из-за стола, не прощаясь, уходя по факту, но она меня остановила, взяв за руку. Этот жест и сопутствующее касание, снова подняли из недр огня преисподней то желание обладать, а для этого связать, заткнуть рот и капать слюной, говоря: «Мое!»
- Я с тобой пойду! – все еще не отпускала руку Полумна, смотря на меня, прожигая серебряным взглядом. Кое-как снял ее руку с моего локтя, подавил позыв «Взять! Схватить!», говоря:
- Министр мне не интересен в гастрономическом плане, будь спокойна! – еще несколько секунд Полумне потребовалось на то, чтобы самоубедиться, а после руку мою отпустить, сказав:
- Поверю тебе на слово, Алиссар. Но если что... – не дал договорить, повторил сказанные ей же слова:
- Да-да-да! Моя рогатая голова слетит с плеч и покатится по полу, - отмахнулся и направился в кабинет директора, протягивая приглашения от министра с разрешением на каминное перемещение.
Директриса была удивлена приглашению на чай, особенно не в положенное для чаепития время, но все же отпустила, открыв камин, попросив не задерживаться. Откланялся, и зайдя в камин, назвав адрес, унесся огненным вихрем прямо в личный каминный зал министра. Он встречал меня с широкой улыбкой и распростертыми объятиями, но ровно до тех пор, пока не сжал в крепком захвате.
- Поттер! – откинул меня от себя, почти вталкивая в каминную рамку, тут же наставляя палочку, призывая заклинание серебряных лент. – Нет, ты не Поттер! – говорил министр, уже формируя ленту, направляя ее на меня. Но это не священное серебро, мне ничего от соприкосновением с ним не будет. Ленты меня не задержат.
- Верно. Уже не Поттер! – не скрывая суть, призвав черные когти, формировал в руке черное пламя, сжигая несущиеся на меня ленты. – Министр Кингсли, я не по вашу душу, можете расслабиться, - сказал, стряхивая с рук серебристый пепел лент, возвращая рукам привычный человеческому глазу вид, без когтей. – У меня к вам, министр, есть дело государственной важности, - Кинг отозвал магию, но палочку не убрал, держа меня на мушке, как сказали бы магглы.
- Излагай, демон!
- Ритуалист, я полагаю? – говорю, смотря на мужчину, при этом не видя огонь души, но ощущая стопор, как с леди Еленой. – и не как род Рейвенкло, широко-направленный, а с узкой специальностью, - втянул воздух и запах магии, который окружен министр, - что-то темное, даже запретное на территории Англии. Вуду? – предположил я. – Точнее ритуалы Вуду, но разница небольшая. Мне все равно не интересно. – отмахнулся.
- Нюх у вас, мистер не Поттер, - убрал палочку Кинг, все же приглашая пройтись по коридорам министерства, обсудить мой визит и причину.
Ему, как ритуалисту, а уж тем более Вуду ритуалисту, хорошо известно, что такое крестраж и с чем его едят. Рассказывать влияние на душу и разум нет смысла. Поэтому перешел к делу, а именно к Реддлу, на котором Альбус явно ставил эксперимент, наблюдая и не вмешиваясь. По-другому назвать сей совместный период в жизни Реддла и Дамблдора я не могу.
- И ты хочешь сказать, что на фоне проведенного над Лордом эксперимента, выверив все положительные и отрицательные стороны этого сверх непростительного ритуала, он создал крестражи?
- Да, - коротко и по существу на все его слова.
- Альбус – олицетворение добра и света! – ну, началась песня. Ее я слушал долго, особенно про слова о том, что я неблагодарный щенок, не видящий правды, поверивший слухам и россказням злых языков. Мог бы, возмутился, разозлился, начал спорить, доказывать свою точку зрения, но я просто шел рядом, выслушивая весь тот поток культурных помоев, которыми меня поливали. И как только его пламенная, праведная речь подошла к концу, уточнил:
- Все сказал? – Кинг кивнул и выдохнул, а я повел его к картине директора, находящейся в его кабинете, - картина Альбуса же у тебя висит? – спросил, а тот, смотря на меня непонимающим взглядом, сказал короткое, но ошарашенное: «Да». Предложил: - эксперимент?
- Какой?
- Я разговариваю с директором, а ты проверяешь его отпечаток души на определенных Чарах, сам знаешь, что покажут Чары при обоих вариантах, - он кивнул, я добавил, - если ошибся, и картина не крестраж, принесу искренние извинения, от всей моей демонической души[3]!
Кинга передернуло. Он фыркнул, сказав, что нам, демоном ни разу не ведомо, что такое искренность. Не отрицал, но слова об извинениях не забрал. А Кингсли с неохотой, но на предложение проверить картину Альбуса на вшивость согласился. Мы с ним пошли в кабинет, общаться с нарисованным Дамблдором. По пути я полностью спрятал свою демоническую ауру, чтобы не напугать остальные картины, висящие в рабочей комнате министра.
- Перед тем, как мы начнем разговор с портретом Альбуса, скажи, чья инициатива повесить сей лик в твой кабинет? – у меня много свободного времени, куча мыслей, одной из которой способ воскрешения Альбуса из мира мертвых с помощью крестража. У Реддла был своеобразный ритуал, основанный на бренности тела и покойных предках. Что же у директора – так и не понял. Лишь раз промелькнула догадка, как он собирается вернуться в мир живых, но не было подтверждения. И если ответом на мой вопрос станет:
- Его воля, - вот теперь многое встало на свои места. Но «радовать» Кинга его не радужной перспективой не стану, пусть будет сюрприз. Ему это не навредит, но «обрадует». – Ты что-то знаешь, но не говоришь, - смотрит на меня министр, но пока информацию не вытряхивает, а ждет ответа. Им я его не удостоил, а открыл дверь в кабинет, напоминая о Чарах, которые нужно будет колдануть, ради проверки.
- Директор Дамблдор, - позвал я типа спящего старика, - рад вас видеть здесь, - показал на условия проживания, - не знал, что встречу вас в кабинете министра Кингсли, - поставив стул напротив его Святого образа, сел, скрестив ногу на ногу, приготовившись слушать очередные наставления и просьбу заняться очередным осколком почившего в недра моего желудка Темного Лорда. Но ничего подобного не происходило, директор по-прежнему просто улыбался и радовался моему визиту к старику. Жестами и Кингсли показывал отрицательный результат.