Были ли среди них хорошие? Несомненно, были. Вот только, как они выражались «святых» и «безгрешных» не существовало. Они все виноваты! Хотя, наверное, нет. Их младенцы были прекрасны. Такие беззащитные, хрупкие, крохотные. Они еще не видели зла, не знали боли, кроме физической, они льнули к тому, кто готов был дать им свое тепло и заботу, отдаваясь этой любви без ограничений, полностью и безвозвратно.
Бывало, она любовалась ими, застывая над маленькой кроваткой, слегка покачивая ее, чтобы сохранить малышу его безмятежный сладкий сон. Она так и не смогла понять, как такое чудо можно оставить. Сотворить шедевр и не признать своего авторства, кинуть этот милый комок света и любви в оскалившуюся пасть одиночества и жестокости, которая выкормит его и превратит в уродливого монстра, который продолжит цепочку зверств и уничтожений. С какой болью и ужасом она забирала эти невинные души из рук орущих и стенающих матерей, которые проклинали бога и дьявола, умоляли вернуть им дитя, позволить им любить и быть любимыми. Смерть же бережно брала эти свертки, прижимала к своей груди и чувствовала, как они огромным валуном придавливают ее нутро, не позволяя вздохнуть. А кроха в руках мило улыбался, ворочался и тянул к ней свои нежные и мягкие ладошки. Она любила это и ненавидела! Она наслаждалась тем, что кто-то настолько искренне и добровольно падает в ее объятия, даря ей свою улыбку и любовь, и ненавидела себя за то, что отправляет его туда, где нет ничего, откуда еще никто не возвращался, в полную неизвестность.
С другой стороны, останься его душа тут, в этом жестоком мире, он ожесточится, станет таким же, как и все остальные и будет шагать с ними со всеми в ногу к концу света, который они с такой радостью и устроили. На что только они рассчитывали и надеялись, запуская эти штуковины, которые они называли химическими бомбами? Эти глупцы верили, что такие не смогут нанести столь ужасный вред, как ядерные, поэтому и продолжали свои «безопасные» исследования. Но не получилось. Ничто и никто не спасало их. Зато она поживилась. Сдать сразу миллиарды и получить за них свет и силу. Ее дрожащие жаждущие руки тянулись к Вратам. Она верила, что уж после такого получит бессмертие и полную независимость от своей работы. Она верила, что сможет поглотить мощь Вселенной, обретет вечную молодость и силу. Но подсчеты солгали. Госпоже было угодно дать ей лишь столько, чтобы хватило на поиск уцелевших. А уж кто, если не Она, знала, что где-то там еще есть люди, и они должны умереть!?
Своего отца она видела лишь однажды, когда родилась. Говорят, Он любил ее мать, но Его жена Жизнь не позволила оставить дитя порока. Она возненавидела ребенка, пыталась уничтожить ее с самого младенчества, но почему-то малышка была сильнее. Говорят, что лишь она и смогла устоять под напором и ненавистью Жизни, поэтому Он и поручил своей единственной дочери такую ужасную работу и больше не приближался к ней. Он изгнал ее из своего мира, сослал подальше от своего взора, как позор, как напоминание об ошибке, а теперь готов был уничтожить, не дав надежды на спасение. Она же не сможет воспротивиться воле Создателя. Она не сможет предать своего отца. А, может, он полюбит ее и заберет к себе, если она все сделает правильно.
Каждый день она пыталась достучаться до Него, молила лишь об одном. Она хотела знать ответ, что будет дальше. Что будет дальше с ней? Получит ли она свободу, когда умрет последний человек? Но Он была глух и нем к такому существу как Смерть. А можно ли было ее вообще причислить к существам? По сути, ее не было. А силы всё утекали, и это наводило лишь на одну единственную мысль: она умрет вместе с людьми, не оставив следа ни в чьем сердце. Никто не будет сожалеть о ней, оплакивать ее участь, каким бы жестоким это ни казалось.
Невнятный шум нарушил ее размышления и вырвал из грез, вновь обнаружив перед ней запустение и разруху некогда прекрасного города, в который мечтали сбежать романтичные натуры, верящие в прекрасное. Вот только их больше нет. А город остался стоять памятником, насмехающимся над их мечтами и надеждами, стремлениями и верой в будущее. В будущее, которого им не досталось. Будущее, которого нет ни у кого, даже у такой, как она.
Смерть всмотрелась в сторону, где ее возбужденное сознание смогло различить шевеление и смутное очертание чего-то, нет кого-то живого. Она жадно втянула ноздрями воздух. Это был человек! Настоящий живой человек. Мужчина! Он был уже немолод. По их меркам немолод, а теперь после всех этих ужасов, наверное, считался старцем. От него пахло страхом и отчаянием. И этот запах свел ее с ума, придал сил, дал новую надежду. Вот сейчас она приблизится к нему, заберет его душу и отведет к вратам. А там получит еще немного, еще одну подачку от мачехи Жизни.