— Да, — отчаянно закивала я.
— Но ей повезло. Доктор сказал, что у нее нет тяжелых травм, поэтому через несколько дней она сможет уехать домой.
Я выдохнула с облегчением.
— Это хорошо.
— Милая, ты действительно в порядке? — дядя Том изучал меня с беспокойством.
— Да, я в порядке. А что?
— Ну, Джексон привез тебя сюда, потому что ты упала на свадебном приеме.
— О, — при звуке имени Джексона мой живот сжался в узел от беспокойства. — Ты говорил с ним или видел его? — я смотрела на дядю Тома с надеждой. Из-за своего нетерпения я чувствовала себя жалкой, но когда это касалось Джексона, я была подобна сухой губке, отчаянно впитывающей любую информацию, что могла вытянуть.
— Да. Я говорил с ним, когда ты упала в обморок во время моего звонка. Он взял трубку и выяснил, где я и твоя тетя находились. Поэтому он привез тебя в эту больницу, и медсестры поставили тебе капельницу для профилактики. Я поговорил с ним, прежде чем он уехал.
— Правда? О чем вы говорили?
— На самом деле, ни о чем. Он зашел, чтобы проведать Бетти, а потом отправился домой.
— О. Хорошо, — я хотела спросить, упоминал ли Джексон что-нибудь обо мне, но у меня было такое чувство, что я не захочу узнать ответ, поэтому держала язык за зубами.
— Милая, уже поздно. Почему бы тебе не взять мою машину и не поехать домой отдохнуть?
— А как же ты?
— Медсестры принесли для меня кушетку, поэтому я останусь с Бетти в ее палате.
Я снова заглянула в палату, на этот раз заметив небольшую кушетку напротив стены. Так же я увидела скамью у окна.
— Я не горю желанием находиться одна дома. Ничего, если я останусь с вами сегодня вечером? Я могу лечь на той скамье у окна.
— Конечно, милая, — дядя Том понимающе улыбнулся, прежде чем мы направились в палату тети Бетти.
На следующее утро я проснулась со стоном, когда рукой потянулась помассировать затекшую шею.
— Доброе утро, конфетка.
Я улыбнулась, как только услышала ее голос.
— Доброе утро, тетя Бетти. Как ты себя чувствуешь? — я подошла к ее кровати.
Она улыбнулась мне.
— Неплохо, учитывая обстоятельства.
— Где дядя Том? — спросила я, бросив взгляд на пустую кушетку.
— Он спустился в кафетерий, чтобы взять кофе и завтрак.
— Ясно, — мой живот заурчал при упоминании о еде, напоминая мне, что я не ела со вчерашнего утра.
— Милая, ты себя хорошо чувствуешь? Я слышала, что вчера ты потеряла сознание.
Я успокаивающе улыбнулась ей.
— Все хорошо. Правда.
Она нахмурилась и сжала губы.
— Ты уверена?
Я кивнула.
— Да.
— Милая... — начала она. По ее колеблющемуся тону я знала, что у нее было что-то на уме.
— В чем дело, тетя Бетти? — я встретила ее пристальный и заинтересованный взгляд, почувствовав укол беспокойства.
— У вас с Джексоном все в порядке?
Я была огорошена ее вопросом, потеряв на мгновение дар речи.
— Милая, ты же знаешь, если тебя что-то беспокоит, то я всегда рядом, чтобы выслушать, ведь так? Ты можешь рассказать мне что угодно...
— Почему ты спрашиваешь? — я старалась отвечать небрежно, когда отвернулась от нее и сморгнула слезы, подступившие к глазам.
Я услышала ее вздох.
— Хлоя, я видела, как ты росла, и точно знаю, когда тебя что-то беспокоит. Я знала, что в течение этого времени что-то было не так, но не хотела спрашивать. Знаю, что ты привыкла решать проблемы своими силами. Но когда ты приехала домой на этой неделе, я могла сказать, что независимо от того, что тебя беспокоит, ты от этого не избавилась. Я думаю, что это имеет какое-то отношение к Джексону.
— Почему ты так думаешь? — спросила я нерешительно, когда повернулась, чтобы встретить ее пристальный взгляд.
Тетя Бетти понимающе мне улыбнулась.
— Поскольку я также наблюдала, как рос Джексон, хочется верить, что знаю его почти так же хорошо, как и тебя. И когда я разговаривала с ним вчера, могла сказать, что что-то произошло. Он был отстранен и даже не упоминал твоего имени, что для него нехарактерно.
Это был тот момент, когда я начала разваливаться и поняла, что больше не могла хранить свою тайну от тети Бетти. Моя потребность обсудить с кем-нибудь все то, что произошло, то, что я держала в себе в течение десяти прошедших лет, сокрушила меня, и я знала, что сошла бы с ума, если бы не выпустила все это.
Поэтому я уступила необходимости и рассказала тете все, что произошло. Я чувствовала позор, сожаление, смущение и ненависть к самой себе, потому все, что я делала, я произнесла вслух. Я ожидала, что тетя Бетти будет смотреть на меня с разочарованием и отвращением, но к моему удивлению, у нее в глазах стояли слезы, пока она молча слушала мою историю.