- Что за дыра? - насмешливо спрашивает он.
- Чёрт, это шоколадная крошка, - разочарованно морщу нос, вытирая его ладонь от конфеты.
- Есть рыбачка Соня, а ты будешь гадалкой Софьей.
Кто бы мне в тот момент сказал, что шуточное гадание если не полностью, то частично исполнится. И что тот смех скоро выльется не только слезами радости, но и грусти. Миша уехал, а меня постепенно затягивала в свои пучины та самая дыра, которая дна не имела...»
- Нет, спасибо. Я не хочу.
Денис, Валера и Лиза одновременно открывают рот: да чтобы я, да отказалась от шоколада - ни в жизнь! За сегодняшний день выдаю себя не первый раз. Нужно быть аккуратнее, как обычно, а то папа вызовет экзорцистов, из любимой доченьки демонов выгонять.
- С чем она, раз вы так её завоёвываете? Можно попробовать? - Анна в который раз подаёт голос тогда, когда следовало бы молчать, но мне это даже на руку: невеж учить надо, ведь приличные люди в чужие дела не встревают. Двое в драке, третий, как известно...
- Конечно! - восклицаю, ставя перед ней оставшиеся конфеты, которые гости съесть не успели, попробовав по одной штучке. - Ешь, - призываю я её. Жри давай, набивай брюхо - лишние кило у тебя же будут, не у меня. Главное, чтобы не подавилась, а то спасать придется. Вот уж эта клятва Гиппократа! - Приятного аппетита, - добавляю, уже вынося из гостиной пустую коробку, выкидывая её в кухне. Тру ладонью лоб, закрыв глаза - весь этот фарс, вся эта игра, хочешь ты этого или нет, всегда забирала много сил; как физических, так и моральных, ведь в это время приходится притворяется тем человеком, которым ты на самом деле не являешься.
Смотрю на потолок кухни. Как всегда красный, блестящий, сочетающийся с красными стульями так же, как чёрный кафельный пол с барной стойкой или плитой с навесными шкафчиками над ней. Жёлтый цвет пестрит хоть каким-то разнообразием: как цветок в вазоне у выхода из кухни, пристроившегося у стенки серого цвета. Кухня всегда была самой модной и функциональной частью дома: всё электрическое, такое новое, блестящее, да и барная стойка навевает на бурную жизненную деятельность: всегда друзья, всегда вечеринки, встречи, разговоры и немного алкоголя, ведь Миша всегда знал меру.
Каким-то шестым чувством я поняла, что он сейчас стоит позади меня, буравя взглядом. Медленно поворачиваюсь к нему, опираясь руками о барную стойку как за единственную опору и поддержку. Миша делает шаг вперёд и застывает в непозволительной близости, рукой останавливая движение барного стула, покачнувшегося от того, что я его задела. Он долго смотрел на меня, вроде как отмечая про себя мою реакцию и, если быть точнее, моё бездействие. Застывший взгляд проходил сквозь него, но откуда ему было это знать, когда он начал медленно приближать своё лицо к моему?.. Я могла разобрать каждую ресничку, отмечая про себя, что они такие разные: одна толще, длиннее или же наоборот. А ещё чуть различимая маленькая родинка возле края левого глаза. Губы его приоткрылись, и всё внутри меня мучительно сжалось, ведь ещё призрачный вкус его губ давно витал у меня в памяти, будто бы каждый раз напоминая, какого это, когда он рядом, когда он крепко прижимает меня с себе и запечатляет поцелуй на моих устах.
- Если собираешься меня поцеловать - разочарую. У меня слишком красивый блеск для этого, - выдыхаю я в его рот, разрушая ту мнимую паузу, во время которых в фильмах обычно происходит всё самое интересное. Миша сжимает губы, смотрит на меня ещё с секунду, а потом упирается руками по обе стороны, образуя клетку, из которой мне не выбраться, не позволив он этого сделать. Я вжимаюсь в стойку с удвоенной силой, ощущая, как на коже остаётся чёткий отпечаток от твёрдой поверхности.
- Все считают тебя идеальным, - с некоторой злостью заявляю я, интонацией давая понять, что я так не заблуждаюсь по этому поводу.
- Идеальных людей не бывает. Сколько раз я говорил тебе об этом? Глубоко внутри все мы или жуткие эгоисты, или пренеприятнейшее сволочи, - качает он головой, и опускает её вниз так, что я могу видеть его макушку, его крепкие руки, всё так же удерживающие меня, хоть прикасаться ко мне - не прикасался. Выдыхаю, а по телу дрожью бегут мурашки, будто бы с выдохом выпущенные наружу.
- Или ужасные диктаторы, - вставляю я свои пять копеек, всё же соглашаясь со всем сказанным. - Можно пройти? - скорее утвердительно, чем вопросительно. Немного раздражённо, с горечью обиды от того, что всё не может быть просто. Без возражений отходит на два шага назад, но слова бегут вперёд, не дожидаясь пресловутого здравого смысла: - Держусь из последних сил, чтоб не поцеловать тебя насильно, хочешь ты этого или нет, - шепчет он, и я отчётливо чувствую, как его взгляд переходит от глаз к губам, от груди к талии, застывая чётко на пятой точке. Пять, четыре, три, два... - Ну, чего вы там застряли? - окликает нас моя мама около прохода, поторапливая вернуться в гостиную, где гости уже заскучали без виновника этого праздника