- Я так рада, что ты вернулся! - восклицает мама, обнимая брюнета, появившегося в проёме входной двери. Мне приходится ускорить шаг, чтобы оказаться хотя бы в конце этой процессии «обними "блудного сына"». Вздыхаю и, поджав губы, смотрю на спину своей сестрицы и её недо-муженька, которые так же спешат обнять своего друга, по совместительству являющимся крёстным их доченьки. Интересно, меня так же встречать будут, если я пропаду за границей почти на пол года, а потом неожиданно вернусь? Вряд ли, хоть тоже являюсь для их дочки не менее важным человеком - родной тётей и крёстной в одном лице. Меня скорее укокошат, чем я выеду дальше своего города, а про радостные встречи и говорить нечего. Я же не Мишенька!.. И в этом мире что-то говорят про справедливость?
Пусть бы он не приезжал; как уехал, практически ничего не сказав, так и не приехал - без вести пропал, словно не было никогда.
Выдыхаю, переводя взгляд вниз и сразу вверх, щурясь от солнца, пытаясь сквозь него разглядеть двухэтажный дом, оштукатуренный и выкрашенный в персиковый цвет. Деревянные ступеньки и перила - всё идеально чисто, гладко, отполировано. Навес над входной дверью оплетен глицинией, распустившей свои белые и розоватые гроздья, пахнущие приторно-сладко, невероятно насыщено. Стоять у входа было сродни запертому помещению, сверху донизу забитому дурманящими чайными розами. Только иногда тут появлялся ветерок, как сквозняк, уносящий этот запах, а после снова возвращаясь назад, прямо к тебе; и ты впитываешь этот запах: он в твоих лёгких, в твоей одежде, в твоих волосах. Ещё надолго, в этом можно было не сомневаться. А если сидеть на веранде, покачиваясь на большой качельке-скамеечке, где с лёгкостью могли поместиться два человека, можно было наблюдать за дождём, орошающим землю, и глицинией, которая во время этой погоды была более нежной и ненавязчивой.
- Я тоже рад вас видеть, Светлана Николаевна, - раздаётся впереди ангельским голосочком, который будут рады слышать все матери от своих сыновей или дочерей. Моя мама не является исключением - расплывается в улыбке, с нежностью смотря на любимчика всех и вся, заставляя меня отвлечься от своих мыслей, снова накапливая в моей душе раздражение, которое приносит один только его голос или вид.
Бесит. Как же он меня бесит.
- Михаил, - кивает и протягивает ему руку мой отец, другой рукой похлопав по плечу, прежде чем войти в дом вслед за своей супругой, не обратив никакого внимания на чуть озадаченный взгляд парня, который явно не ожидал такого внимания со стороны моего папы. Самое большее проявление дружелюбия, на которое он вообще способен, между прочим, так что нечего так удивляться. Папа вообще свято верит, что обнимашки - это "телячьи" нежности. Ты-то баран, тебе просто физически этого не понять.
- Лизочка, ты как всегда прелестна! - чуть ли не с восторгом приветствует он мою сестру, которая светится от счастья, целуя в щеку брюнета. Валера свистит и крепко обнимает своего "другана", отчего последний смеётся. Шума больше, чем людей, ей-Богу. Хотя, чего ожидать от этого Валерчика? Никогда не нравился этот шут гороховый, у которого и друзья такие же. - Заходите, заходите, - приглашает Миша их в дом, открывая дверь шире. Вслед за парочкой иду я, принципиально проигнорировав хозяина дома, скрестив руки на груди и гордо прошествовав мимо мужчины, провожающего меня насмешливым взглядом тёмно-синих глаз. Пробормотав что-то под нос, он вздыхает и закрывает дверь.
- Могла сказать хотя бы "привет", - шепчет он мне, пока мои родственники разуваются в прихожей и спешат осмотреть дом. Похоже, он восхищает их точно так же, как и сам Миша. Ничего удивительного: просторные помещения, со вкусом оформленные, не захламлённые. Не очень похоже на убежище одинокого двадцатипятилетнего мужчины. Открыв входную дверь, сначала видишь тёмно-каштановую лестницу, тоже деревянную - у хозяина дома явная любовь к натуральным строительным материалам, - а потом, у самого потолка в центре прихожей, большую люстру как в старинных зданиях, всю сверкающую. А после два проёма: слева - в кухню ведущую, вправо - в гостиную. И весь путь, не зависимо от выбора, покрыт плиткой. Не мраморной, а искусственной; единственной искусственной вещью, занимающей такую большую площадь в этом доме, она проникла на кухню и в ванную, находящуюся по ту же сторону прохода, отделённой дверью.
- Могла бы, - сквозь зубы шиплю я. - Но, как говорится, увы и ах.
- Не будь ребёнком.
- Не будь идиотом, - с вызовом передразнила я его, впервые за всё время наградив прямым взглядом. Взгляды - тяжелая артиллерия. Взглядами, говорят, и убить можно. Жаль, что это не так. - Невыполнимая миссия, да?