Эмми, молча, смотрела мне в глаза, будто голод по чтению слегка притупился или прошел, правда, так быть не могло. Она сама не понимала, почему чтение в моих глазах так взволновала ее, так магически заворожило её, и заставило, возможно, впервые безо всяких видимых технических причин прервать такое необходимое её растущему организму чтение. Чуть позже она спросила: — Вы ждете СДВИГ? — Ты о нем раньше слышала? — дурацкая привычка отвечать вопросом на вопрос.
— Нет — сейчас только узнала отсюда из Вестника.
— А я представь, видел вчера по телеящику официальное коммюнике о предстоящем Сдвиге. Мало кто знает, еще меньше тех, кто верит во все это. Последний Сдвиг был слишком давно, настоящих реальных свидетелей осталось мало, а лжесвидетелей так стало кишмя кишеть. Чего только не рассказывают о Последнем Скачке. Эра Великих Писателей сделала людей недоверчивыми, то, что вчера было добром, завтра может обратиться неистребимым злом. Писатели безрассудно насыщают Белый Свет тем, что порождает их безграничное воображение.
— Вам это не нравится? — продолжая пристально изучать мои глаза, тихо спросила Эмми.
— Мне все нравится девочка, только мне страшно, мне очень страшно, зачем так насиловать то, что уже существует и здравствует, то, что более менее устраивает жителей белого Света. Нашему миру катастрофически не хватает простой банальной устойчивой реальности, простой повторяюсь реальности, жить в бесконечно меняющихся лабиринтах пространства и времени, ежедневно вникать в новое, не зная, что ждет тебя в…
Мою речь довольно громкую и эмоциональную перебил, полноватый малый, беспардонно усаживаясь, напротив, — у вас свободно? Не дожидаясь ответа, он уже пролистывал толстенную книгу в серебристо голубом кожаном переплете, приземлившись напротив. Я не закончил мысль, в уме нарисовав после своей случайно прервавшейся речи знак бесконечности, на прощанье подмигнул Эмми, пихнув под мышку «Оптимиста» безмолвно встал, и резко повернувшись, вышел из-за стола, заспешил в продуктовый ангар.
Ух, сколько времени прошло, зачитались мы с Эмми. Уже давно наступил вечер, улицы были усыпаны читающей публикой, лавчонки, и скверы под завязку забиты читателями, смеющейся молодежью и почтенными лицами средних лет, среди идущих сидящих стоящих читателей изредка попадались и пожилые. Старые люди резко выделялись в толпе своей пугающей бледностью кожи и потерянными безразличными глазами. Их лица, похожие на гипсовые сухие маски, выражали бесконечную тоску и вселенскую скорбь, впалые тусклые глаза и трупная белизна кожи, пугающие сумрачные лица. Это были Неовозвращенцы, пожилые люди эпохи Безвременья, получившие в дар бессмертие. Мой дед, был одним из таких монстров, мой дед был Неовозвращенцем. Почему был он и сейчас есть — сказал вымышленный мальчик Тим Род, проявляясь внутри меня. Мы держали его на заднем дворе, в небольшой комнатке, в которой раньше хранился садовый инвентарь. Всегда, когда вижу Неовозвращенцев, вспоминаю деда. Тим Род постепенно наращивался, наливался всеми красками жизни, вырисовываясь из голубоватого цвета тумана, полностью состоявшись во мне, он продолжал.
Я хорошо помню вечер, когда дедушка вернулся домой, пахнущий могилами и чем-то тусклым, чем-то явно подпорченным, бледный тощий старик, со вздутым, как баскетбольный мяч, животом. Помню его глаза, впавшие глубоко внутрь, безразличные и неподвижные, как у мертвеца. Он не проронил ни слова, как ни в чем не бывало, прошел в залу и уселся за обеденный стол, налил себе стакан горячего чая и сделал несколько больших судорожных глотков крутого кипятку. Чай, пройдя гортань, и вероятно проникнув в пищевод, вдруг где-то снизу пролился, закапал и вылился на пол через отверстия в брюшной полости. Дед был буквально изрешечен выстрелами из дробовика.
Неовозвращенцев не любили, боялись и даже ненавидели. Не все кто вернулся из Безвременья, были такими как мой дед, относительно спокойными и безобидными, многие отличались неистребимым желанием пожирать все живое. Те, к кому приходили Неовозвращенцы, должны были в течение суток сообщить соответствующим государственным службам об этом факте. Заполнив необходимые формуляры и бланки, комиссия принимала решение о допуске или изоляции вернувшегося, если родные не возражали, и готовы были оставить родного «человека» у себя, он, несмотря на свой статус полуживого мог остаться с ними, под их личную ответственность.