- Или пожалеешь… - Резким движением куратор чуть сдернул с меня сопротивляющейся джинсы и запустил руку в них, пробравшись сразу под кружевную ткань нижнего белья, чем заставил меня шумно вдохнуть от неожиданной и такой стремительной ласки, плавясь под убийственным взглядом моего соблазнителя. Я попалась в собственную ловушку, а любая попытка отодвинуться лишь усугубляла движения длинных профессорских пальцев.
Стук в дверь повторился, а я уже с мольбой в глазах смотрела на истязающего меня Купряшина, получавшего от этого, казалось, еще большее удовольствие, чем я сама. Чудовище, какое же чудовище… «Михаил Евгеньевич, я по поводу темы курсовой». Я снова дернулась, незванный гость не собирался уходить, так же как не собирался останавливаться в своих сладких пытках сам Купряшин. Я боялась, что не сдержу в себе стоны, рвавшиеся с губ, что раскрою наше местонахождение, что нас застанут, что это будет просто ужасно для нас обоих, что Гром, как мой преподаватель пострадает намного сильнее, но в голове не задерживалось ни единой мысли, пока убыстряющиеся движения проворных нежных пальцев сводили меня с ума.
«Странно, его машина еще здесь». Еще одна попытка достучаться до профессора и проверочный рывок за ручку двери. Боже, храни Купряшина с его предусмотрительностью… Но хоть я и понимала, что дверь в кабинет закрыта, но страх быть подловленной в объятиях куратора был сильнее, и я всё же дернулась опять на профессорском столе. Но его законный владелец был против моего самоуправства и, перехватив меня другой рукой за талию, прижал ближе к себе и, нависнув надо мной буквально в нескольких миллиметрах от лица, не отрывая взгляда от меня, изменил положение своих пальцев, введя их внутрь, а большой переместив на чувствительную зону, страдавшую от нападок до этого в одиночестве. Я хотела умереть… Умереть и воскреснуть, чтобы вновь испытывать эти ласки, чтобы растворяться в этом взгляде, полном желания. Чертов Купряшин, как же я ненавидела его и любила одновременно в этот момент, пытаясь как-то увернуться от настойчивых пальцев, проникавших в меня и ускорявших темп, заставляя меня, сжав изо всех сил губы, сдерживать рвущиеся стоны, грозящие перерасти уже в крики какой-то сладкой агонии.
«Приходи позже, у нас тут очередь с этими курсовыми. Я следующий иду. Надо заранее договариваться с куратором, а не приходить, когда захочется». Голос Симонова, раздавшийся прямо за дверью, напугал меня еще сильнее, заставив от страха распахнуть рот, когда в этот момент Купряшин ускорил темп своих пыток, заставив меня не сдержаться и закричать, но успел перехватить мои крики, задушив их настойчивым поцелуем, не прекращая издеваться над моим напряженным от ласк телом.
Шум удаляющихся шагов за дверью дал понять, что мой одногруппник выпроводил нежелательного гостя, но я никак не могла расслабиться от мысли, что сам друг всё ещё оставался за дверью, когда в этот момент раздался его разборчивый шепот. «Эй голубки, не благодарите». Я дернулась в ужасе от этого обращения Симонова к нам, но Купряшин был настойчив и неумолим, и я, задыхаясь от движений его пальцев и от его жадных поцелуев, пыталась не рассыпаться от напряжения в пепел, сгорев дотла в одно мгновение. «Но продолжайте вести себя и дальше так тихо». Антон даже не попытался скрыть смешок в голосе, а Гром, словно порвались какие-то невидимые нити, сдерживавшие его руки, вознамерился убить меня тем напряжением, что сковало всё моё тело и грозило разорваться сумасшедшей силы взрывом, что поглотил бы нас, не оставив шанса на спасение. Я, атакуемая пальцами Купряшина, на миг замерла, вытянувшись от напряжения в тугую струну, после чего меня словно сломало силой удовольствия, которое меня растворило в этой какой-то совсем нереальной действительности, в этих жестоких, но таких нежных руках. Я, словно устав от борьбы и наслаждения, не могла найти в себе сил даже просто пошевелить руками, по телу еще пробегала крупная дрожь, ноги, совсем ватные, безвольно свисали вниз со стола. Гром же нежно целовал меня, сбиваясь от своего собственного тяжелого дыхания. Я не знала каких сил ему стоило сдерживаться самому и не повалить меня спиной на стол, но мысль об этом меня не только не пугала, но и, казалось, заводила еще сильнее, снова распаляя желание. Я поняла, что должна была любым способом заставить Купряшина сдаться.
- Тебе нужно срочно отсюда бежать… - Голос куратора звучал глухо, немного пугающе, но чертовски возбуждающе.
- Я не хочу, - я попыталась возразить, но губы профессора накрыли мои, не дав мне сказать больше ни слова.
- Это не обсуждается. – Купряшин одним резким движением дёрнул мои джинсы наверх, на их законное место, и дрожащими пальцами, но всё равно уверенно застегнул молнию и пуговицу на них, шлепнув меня по рукам, когда я попыталась воспротивиться этому действию. – Лучше беги отсюда. Как можно быстрей беги. – Я хотела было не дать Грому начать выгонять меня из кабинета, но тот, стянув меня со стола и поставив на неверные, еще подгибающиеся ноги, глухо рыкнул, так, что я поняла, что играюсь с огнем, не слушаясь его: - Живо!
Я, поправив сбившуюся кофту и боясь поднять взгляд на Купряшина, рванула к двери, возле которой подобрала свою брошенную сумку, поздно сообразив в какой провокационной позе предстала в этот момент перед куратором. Не разогнувшись, я обернулась и проследила за словно почерневшим еще сильнее взглядом, который без каких-либо действий со стороны Грома просто изнасиловал меня морально.
- Упс... - Не знаю, что на меня нашло, но что-то словно щелкнуло у меня в голове, и я медленно выпрямилась, оставаясь спиной к профессору, после чего быстро стянула с себя кофту, оставшись в одном бюстгальтере, который собралась расстегнуть прежде, чем меня могли остановить. Руки Купряшина легли на мои, пытавшиеся расстегнуть замок.
- Сумасшедшая… Надо было бежать, пока я давал такую возможность…