— Помню,— выдохнул Рэгл, карабкаясь по склону.
— Я над этим задумалась. Со мной такого не случалось.
— Ну и хорошо.
— Кроме одного раза. Однажды я вышла подмести перед крыльцом. И тут в доме зазвонил телефон. Было это около года назад. А я как раз ждала звонка.— Позвонить должен был одноклассник, но эту деталь Джуни решила опустить.— Ну вот, я бросила щетку и помчалась в дом. Ты же знаешь, что у нас на крыльце две ступеньки?
— Да,— ответил Рэгл, внимательно на нее взглянув.
— Я побежала. И сделала три шага. То есть я думала, что там еще одна ступенька. Нет, я, конечно, не произносила про себя: вот, мол, мне надо подняться на три ступеньки...
— Ты хочешь сказать, что машинально сделала три шага?
— Да...
— Упала?
— Нет. Вот если бы их было три, а я решила, что две, тогда бы я шлепнулась и выбила зубы. А тут — странное ощущение. Пытаешься сделать лишний шаг, а нога проваливается — хлоп!
Джуни замолчала. Каждый раз когда приходилось что-нибудь объяснять, она терялась и путалась.
— Гм,—произнес Рэгл.
— Вик имел в виду что-то подобное?
— Гм,— снова промычал Рэгл, и она оставила эту тему. Было видно, что он не намерен ее обсуждать.
Джуни легла на спину, вытянулась в теплых лучах солнца и закрыла глаза. Она захватила с собой похожее на полотенце одеяло в бело-голубую полоску, на котором сейчас и лежала. Ее черный шерстяной купальник — трусики и лифчик — напоминал Рэглу о прошлом: машины с откидными сиденьями, футбольные матчи и оркестр Глена Миллера. Смешные радиолы из фанеры и дерева, которые они таскали на пляж. Торчащие из песка бутылки из-под кока-колы, длинноволосые блондинки, упирающиеся локтями в песок, как на рекламе «Когда-то я была пугалом».
Он предавался воспоминаниям, пока Джуни не открыла глаза. Как всегда в его присутствии, она была без очков.
— Привет!
— Ты очень привлекательная.
— Спасибо,— улыбнулась Джуни и снова закрыла глаза.
Привлекательная, думал он, хотя и не созревшая. Не то чтобы тупая или умственно отсталая — просто застрявшая на старшем школьном возрасте.
По траве пронеслась визжащая стайка мокрых насквозь ребятишек. В бассейне плескалась молодежь, причем отличить парней от девушек можно было только по купальникам.
Неподалеку на обочине мороженщик развернул свою белую эмалевую тележку; позвякивали колокольчики, созывая детей.
Опять колокольчики, подумал Рэгл. Неужели ключ указывал на то, что я заберусь сюда с Джуни Блэк? С Джунией, как она любит себя называть, следуя испорченному вкусу.
Неужели я могу увлечься маленькой шлюшкой, вчерашней школьницей, выскочившей замуж за скромного трудягу и до сих пор предпочитающей банановый сок и всякую дрянь хорошему вину, доброму виски и даже крепкому темному пиву?
Великие умы, думал Рэгл, теряются при встрече с таким типом сознания. Единство и борьба противоположностей. Инь и ян. Старый доктор Фауст встречает подметающую дорожку крестьянку — и где все его книги, знания, философия?
В начале было Слово.
Или дело, если ты — Фауст.
Склонившись над спящей девушкой, Рэгл прошептал:
— Im Anfang war die Tat...
— Иди к черту,— пробормотала она.
— Ты хоть знаешь, что я сказал?
— Нет.
— И тебе не интересно?
Джуни с усилием открыла глаза и сказала:
— Слушай, все мои языковые познания — это два года испанского в школе. Так что не пудри мне мозги.— Нахмурившись, она повернулась на бок и отодвинулась.
— Это были стихи. Я хотел любить тебя.
Она откатилась назад и уставилась на него.
— Ты хочешь, чтобы я любил тебя? — спросил Рэгл.
— Надо подумать,— прошептала Джуни.— Нет, это у нас не пройдет. Билл или Марго накроют. Хлопот не оберешься, сколько будет неприятностей, тебя, чего доброго, еще попрут с конкурса.
— Все любят любовников.— С этими словами он склонился над ней, взял за горло и поцеловал в губы. Рот у нее оказался сухой и маленький. Девушка попыталась вырваться, и ему пришлось схватить ее за шею двумя руками.
— На помощь,— слабо выдохнула она.
— Я люблю тебя,—сказал Рэгл.
Джуни дико на него посмотрела, зрачки стали горячими и черными, словно она подумала... Бог знает, что она подумала. Может, и ничего. Получилось, как будто он поймал маленького дикого тонкорукого зверька. Зверек был весьма подвижен, сопротивлялся и трепыхался под ним, его коготки впились ему в руку; но он не умел рассуждать, строить планы или смотреть в будущее. Если его отпустить — отскочит на несколько ярдов, оближет шкурку и все забудет. Страх пройдет, зверек успокоится и даже не вспомнит о случившемся.