Гермиона вернулась к стулу, по пути застенчиво и быстро убирая кусочки разлетевшегося стола.
— Совершенно очевидно, что вам не нужно идти на шестой курс, мисс Дирборн. Я рад приветствовать такую талантливую ученицу в Хогвартсе, — сказал Диппет уже с более доброй интонацией, чем раньше. — Единственный оставшийся вопрос — это расписание. У вас есть один дополнительный класс, так что мы должны решить, какой оставим.
— У меня есть предложение, директор. Может быть, учитывая уникальный случай, возраст и способности мисс Дирборн, можно было бы предоставить ей более гибкий график? Я думаю, что говорю за всех преподавателей. Уверен, она сдаст экзамены с небольшой подготовкой. Так что, может, позволим ей самой выбрать предметы, на которых она хотела бы сосредоточить внимание? Это будет, в каком-то роде, эксперимент…
— Хм, я не уверен насчет этого, Альбус, совсем не уверен. Либо она такая же студентка, либо нет.
Профессора начали спорить, и Гермиона подумала, а хочет ли она стать особенной. Это вызовет ненужные разговоры и слухи, но все это также перевешивала мысль о том, что ей придется скучать на уроках целый год.
Прислушиваясь к тому, как уговаривают директора, она вдруг поняла для себя: приятно хоть раз почувствовать себя особенной. Быть тем, для кого готовы сделать исключение, особенно после того, как она росла рядом с Гарри. Учителям бы не пришлось привыкать к ее раздражающим привычкам в классе, а ее смогли бы здесь уважать, как к ней относилась раньше Макгонагалл. В отличие от Рона, Гермиона никогда не завидовала тому, как обращаются к Гарри. Она понимала, как тяжело быть им. Но ей всегда хотелось бы позволить себе выделяться, не вызывая при этом неприязни и раздражения.
— Я был бы несказанно рад, если бы мисс Дирборн смогла поработать со мной над некоторыми из моих проектов. Как вы знаете, она начала еще летом и будет продолжать заниматься этим после выпуска из Хогвартса. Я не вижу ничего странного в том, чтобы сделать исключение для ученицы…
— Нет, извини, Альбус. Она талантливая ведьма, но я не думаю, что мы должны делать исключения. Тебе придется найти время, чтобы заниматься с ней отдельно.
— В таком случае, есть еще один вопрос…
Гермиона покинула класс в приподнятом настроении: у нее будет своя комната, и она произвела впечатление на каждого учителя! Ничто на свете не доставляло ей большего удовольствия, чем жить в соответствии со своей репутацией всезнайки.
Хотя она поклялась, что не будет обращать на себя много внимания, она не могла удержаться от того, чтобы взять максимальное количество ТРИТОНов. Она все еще оставалась Гермионой Грейнджер, каким бы именем ее не называли, и она будет стремиться стать лучшей.
***
Сначала дни проходили быстро, а потом стали тянуться все медленнее и медленнее, пока она молча сидела на уроках, за едой и в библиотеке.
Я не потеряю самообладания. Я не буду выпендриваться.
Гермиона Дирборн — тихая и чистокровная когтевранка. Эта роль становилась невыносимой.
Хуже всего, что у нее было слишком много времени на то, чтобы сидеть, думать и впадать в отчаяние. И она еще думала, что скучно живет. Но это было до ее попадания в 1944 год. Разделение на классы и факультеты тогда было не таким, набралось не больше двух групп на Нумерологию. В ее время предмет выбрал бы один ученик, сейчас в этом Хогвартсе — их было двести.
Она помнила, что война сильно повлияла на количество волшебников в Хогвартсе. Но разница видов за ужином в Большом зале и в классах все еще поражала ее. Поэтому Гермиона надеялась, что, учитывая количество учеников в этом году, она сможет избежать вопросов. Том был на ее уроках Нумерологии, Зелий, Защиты от темных искусств, Древних рунах и Трансфигурации. Она была свободна лишь на Истории магии и Заклинаниях. И было просто убийственно сложно сидеть и смотреть, как очки раздают другим факультетам и ученикам, особенно ему.
Естественно, она не могла остаться незамеченной без посторонней помощи. Ей пришлось надеть на ожерелье тонкий амулет, чтобы избежать внимания, особенно со стороны учителей, которые были слишком нетерпеливы с обращениями к новой ученице.
Она была довольна заклинанием, наложенным на амулет. Оно было вариацией того, что она использовала для защиты палатки, но гораздо менее мощным: люди будут замечать ее присутствие, но их интерес пропадет. Учителям и в голову не придет обращаться к ней за ответами, другие ученики не будут пытаться вовлечь ее в разговор или подружиться с ней. Это был великолепный уровень волшебства, и все же… это было ужасно. Гермиона терпеть не могла сидеть здесь как тихая маленькая мышка, когда знала ответ на каждый вопрос.
И самое отвратительное было в том, что она сидела в двух рядах от человека, которого одновременно боялась и хотела избить.
Гермионе потребовался ровно двадцать один день, чтобы сдаться. Три недели его невыносимого самодовольства и непревзойденного превосходства. Три недели, чтобы почувствовать, насколько раздражающей она, должно быть, была в школе. Это было хуже, чем видеть свое отражение в зеркале. В Томе Риддле Гермиона видела, как могла бы действовать сама.
Ему почти не приходилось поднимать руку. Учителя автоматически обращались к нему за любой сложной информацией.
Привлекательный Том Риддл, такой талантливый, такой умный и в то же время такой скромный. С нее было довольно всего этого. Ее рука так и чесалась дать ему пощечину. Или взлететь в воздух.
И так, в четвертую пятницу сентября, во время утреннего перерыва между Нумерологией и Зельеварением, Гермиона пошла в уборную, сорвала ожерелье и выбросила его в окно.
Ей пришлось выслушать, как этот высокомерный слизняк получил десять баллов — десять! — за ответ на Нумерологии, который был только частично правильным. Ну просто невероятно! Профессор Вулф чуть ли не ворковала над ним.
Ух. Она расплела пучок, избавляясь от роли, которую пыталась себе навязать. Она сойдет с ума, если будет продолжать в том же духе. Гермиона схватилась за раковину, делая глубокие, медленные вдохи, чтобы остыть. Если она пойдет такой на Зелья, то, вероятно, взорвет подземелья. И вдруг она заплакала, громко и отчаянно всхлипывая, потому что все это было невыносимо.
Гермиона чувствовала каждое движение и выражение лица Тома Риддла, когда они находились в одной комнате. Она чувствовала себя газелью, пасущейся рядом с хищным львиным прайдом, постоянно готовой бежать со всех ног.
Она наблюдала за Томом Риддлом, даже не глядя. Она все время наблюдала за ним. Он сидел в уголке ее глаза за едой, в классе, в библиотеке.
От этого ее затошнило. Ей захотелось врезать ему по физиономии и выругаться до полусмерти.
Гермиона хотела показать Тому Риддлу, что она тоже может быть хищником.
Обещание и чувство будущей битвы скользнуло вниз по ее позвоночнику, как успокоительный напиток, возвращая ей контроль над собой.
— Темпус, — прошептала она немного хрипло, чтобы определить время. У нее было ровно семь минут, чтобы привести себя в порядок и пойти на зелья.
«Слишком многое поставлено на карту для этого любительского спектакля», — сказала она своему растрепанному отражению в зеркале, умылась и взяла сумку. Ты не Гарри Поттер, и волшебного решения этой проблемы не будет. Ты застряла здесь и должна жить. Так живи с этим, ведь ты сталкивалась и с худшим.
Решив, что если Риддл не может правильно ответить на элементарный вопрос, то неудивительно, что он был настолько глуп, чтобы сделать семь крестражей. Она взяла свою сумку и начала долгий путь к подземельям, чувствуя себя сейчас больше похожей на Гермиону Грейнджер, чем за последние несколько недель.
Ей потребовалось восемь с половиной минут, чтобы добраться до класса, но Слизнорт все равно улыбнулся ей, отмахнувшись от ее нерешительных извинений и весело проводив внутрь.
— Присаживайтесь рядом с Томом, мисс Дирборн. Нас ждет захватывающий урок!
О, нет. Она колебалась, но выбора не было, ей пришлось сесть рядом с ним и спокойно улыбнуться, хотя ее ладони вспотели, и она чувствовала, как чертов румянец заливает щеки. Не нужно смущаться, он — убийца. Перестань быть такой глупой!