Но все это было нормально. Все дети делали странные вещи. А потом, конечно, они отправились в Уэльс, в замок, который признал их своими. Теперь, когда они поженились, дом принял и Тома. Когда кто-нибудь приходил, у него начинало гудеть в крови. Для него появлялись вещи, которые он потерял, или книги, которые он хотел прочесть. Комната, которую он сделал своим кабинетом, пока они были там, и никто не мог найти вход, когда он был сосредоточен.
Но когда Кадмусу и Иде исполнилось четыре года — со всем озорством смышленных и любимых детей, которым давали все, что им когда-либо было нужно, и даже больше — они поспорили за контроль над замком.
Это Рождество прошло по детскому расписанию. Сначала, когда лестница на кухню уменьшилась, Гермиона обрадовалась. Это казалось практичным, а домового эльфа они отправили в коттедж на Идунне. Конечно, она освободила ее еще много лет назад, то для той это не имело ни малейшего значения. Теперь они не были привязаны к замку, но оставались там, где хотели, за исключением обязательных теперь выходных и зарплаты.
Но потом, оглядываясь назад, она поняла, что лестница выбрала идеальную высоту для двух пар пухлых, маленьких ножек, чтобы те могли летать вверх и внизу, ловко забирая сладости с любых поверхностей, до которых они не могли дотянуться.
Были и другие вещи: свет включался в каждой комнате, когда они просыпались в 5 утра. Костры потрескивали, оживая, если им было холодно. Их комната трижды меняла цвет, останавливаясь на отвратительно ярком оттенке сирени. Каменный грифон спустился со стены и позволил им сесть себе на спину.
— Это сделал ты! — сказала Гермиона Тому, увидев, как они левитируют пузырьки в ванне.
Том рассмеялся, но она беспокоилась. Они поссорились из-за этого, уладив все только тогда, когда он очень саркастически спросил, не предпочла бы она, чтобы их дети были сквибами.
***
Гермионе пришлось прятаться внутри замка в тот день, когда он учил их летать. Разумом она понимала, что все будет хорошо. Джордж, конечно, прислал им метлы, которые были самыми лучшими на рынке. Метлы не поднимались выше нескольких метров, имели настройки контроля скорости и все такое. Гермиона знала все это.
Но видеть, как ее прекрасные близнецы летают по саду замка снежным рождественским утром с Сердиком и Томом, не доставляло ей удовольствия. Они могли так легко упасть. И были такими хрупкими и маленькими и такими ужасающе умными, что она была уверена, те точно придумают, как заставить метлы лететь выше и быстрее.
Конечно, они так и сделали, но Том никогда не позволял им пострадать. Хуже всего оказалась сломанная рука, и хотя в то время она была в ярости, но неохотно признала, что это научило их быть более осторожными.
— Их мать-гриффиндорка, — заметил он, — что я узнал недавно, а как еще они научатся быть осторожными?
***
Дети тоже стали похожи на него, хотя на самом деле это нельзя было заметить по их лицам до седьмого дня рождения. Они все еще были слишком умны, но Гермиона перестала беспокоиться, что родила демонических близнецов. Они хорошо вели себя в школе, если только им не было скучно, и подружились с большинством детей и маленьких существ острова.
— Это несправедливо, — драматично заявил Кадмус, падая на диван в ее домашнем кабинете, откуда открывался восхитительный вид на остров и море.
— Что несправедливо? — спросил Том, входя вслед за ним. Он поставил бокал с вином рядом с тем местом, где она писала свои заметки.
— Что наш день рождения — это, по сути, Рождество. Я хотел устроить вечеринку, а Ида говорит, что никто не придет, потому что мы будем в Уэльсе.
— Это действительно кажется очень серьезным упущением, — согласился Том, — хотя я хотел бы припомнить, что у вас с Идой было несколько дней рождений, включая один в прошлом году, который состоялся на неделю раньше и на котором присутствовало не менее сорока семи гостей.
«47?», — Гермиона улыбнулась ему одними губами, забавляясь. Есть все шансы, что он прав, но откуда он знает точное количество или помнит, она понятия не имела. Он подмигнул ей в ответ. Это было опасно: Кадмус вполне мог попросить его перечислить всех.
— Но я не хочу его раньше, я хочу его в свой день рождения. Ида может получить свой пораньше.
Это было что-то новенькое. Обычно они с удовольствием делились друг с другом вещами; иногда даже слишком много делили в своих собственных головах и собственных словах и забывали впустить другой мир.
— Вот это действительно было бы несправедливо. Если вы с Идой не хотите одной и той же вечеринки, это прекрасно, но вам придется устраивать ее в столь же отдаленные дни от вашего дня рождения. Конечно, — небрежно добавил Том, усаживаясь рядом с сыном, — мы могли бы просто не поехать в Уэльс в этом году. Возможно, твоему дедушке не будет слишком одиноко.
Глаза Кадмуса расширились.
— О нет, — сказал он, — я не это имел в виду!
— Ну, если ты уверен, что не возражаешь…
***
В Хогвартсе они были хитрее, но в этом не было ничего страшного.
Больше всего их беспокоило то, что они каким-то образом узнают, кто на самом деле их отец. Это была долгая и продолжительная дискуссия задолго до их рождения, до того, как Гермиона и Том были уверены, что они даже могут попытаться завести детей. Ведь что вы скажете своим детям на то, почему оставались молодыми все это время?
Они так и не пришли к окончательному ответу. Оставалось только надеяться, что любопытство близнецов не приведет их случайно к этой информации. Только Гарри — и почти наверняка Джинни — знали всю историю, и Гермиона доверяла им, чтобы они не вмешивали в это дело ее детей.
Даже когда их дочери подружились. Стали лучшими подругами. Даже когда Ида уехала к Поттерам, а потом и Кадмус.
Лучшее решение, которое у них было, было таково: когда их дети станут достаточно взрослыми и спросят, то они расскажут им все, что смогут, чтобы не разрушить их мир. Они надеялись, что их дети никогда не узнают, кто он такой, но если им когда-нибудь покажется странным, что их родители должны были приближаться ко второму веку к тому времени, когда те покинут Хогвартс, им придется кое-что объяснить. Путешествие Гермионы во времени было хорошо задокументировано, но у Тома не было ни семьи, ни истории, ничего, что могло бы объяснить любознательным детям, кто он такой.
Но в том, что они говорили, было достаточно правды, и когда Ида, еще маленькая девочка, спросила, почему у папы нет такой семьи, как у мамы, Гермиона смогла объяснить, что их папа сирота. Он вырос в ужасном месте, очень далеко отсюда, и хотя он предпочитал не говорить об этом вообще, он говорил им все, что они хотели знать.
***
Ида любила отца. А еще Ида любила Поттеров. И поэтому именно она, в конце концов, заставила Гарри и Тома войти в одну комнату.
Все началось так: Ида приглашала Лили Луну на каждый праздник, пока, наконец, когда им исполнилось по 13 лет, Поттеры не согласились. Лили Луна могла приехать за три дня до Рождества, но они хотели сначала навестить ее. Гарри пришел один и провел полчаса с Гермионой. Том держался в стороне, готовя ужин, что настолько сбило с толку Гарри, и он ушел еще до ужина.
Но позволил дочери остаться.
Следующим летом Гермиона должна была отвезти Иду и Кадмуса к Поттерам на день рождения Лили Луны. Гермиона всегда отправлялась с ними. Но кризис в идуннийском совете задержал ее, и Том взял их на себя.
С помощью портключа Том и дети отправились в Англию, в дом Гарри Поттера. Он постучал в дверь вместе со своими детьми, его сияющими, угрюмыми, вздорными, любящими детьми-близнецами-подростками.
— Том, — сказала Джинни Поттер, открывая дверь. — Хорошо. Вам лучше войти. Здравствуйте, Ида, Кад. Все дети в саду.
И вот Том Риддл вошел в дом Гарри Поттера в Годриковой Впадине и сел за чашку чая. Джинни протянула ему кружку без угрозы, Гарри вежливо поболтал минут пять, и Том с удивлением понял, что именно Гермиона совершила самые невероятные магические подвиги — и в этом не было ничего удивительного. Ведь это была Гермиона.