Построение: растянутый бульдог (растянутый куб!), воткнутый еж (нож), марширующий баталион телят (!) и снова – каша разливная и перепоротая
Корова стоя читает газету. Ноги – четыре перпендикуляра. Бритва языка подкашивает тяжелого быка – поэзия определяется графически! (Только при разборе я заметил, что в рукописи после четвероногих слов по четыре вопросит. и восклицат. знака!)
Каждое построение протыкается, проткнуто (проклято):
Созвучные слова. Общность их и в построении, которое выражается одним рисунком (–11): поверхность сливок на тарелке, рядом – стоящие жестянки и модница Яблоня повисла – а может, река Висла или висячая – и на берегу яблоко-ня, а повыше гладильной скрижалью заушающий Никола Угодник –
– не подходи, а то выгладит!
В страхе бегут «дезертировавшие меридианы» – сухощавные поджарые спортсмены, растянутые в бесконечность (лежачие бегут)
Три названия перпендикуляра:
1) кличка «трезвый» (человек)
2) Николай Угодник (дух)
3) Дезертировавшие меридианы (вселенная) «Птица-тройка! Кто за ней угонится»?!..
Наконец-то Щедрин дождался, что (мы) стали к нему перпендикулярны – смотри его «будьте перпендикулярны» (сравни: «я очень вам перпендикулярен»)…
Воткнутый под прямым углом кинжал классической трагедии не трогает современного сердца: он кажется холостым чертежом. По Аристотелю, красота доканчивалась гибелью. Акробатические выдумки старого искусства не были сами по себе достаточно интересны, почему публика верить могла в основательность танца только после сломанной шеи: это ее убеждало и восхищало!..
Веселье достигалось привешенным черепом
– Кубок – череп!
Грубость вкуса, воспитанная старым искусством, требует искренности лирика и гибели в трагедии. Мы живем в варварское время, когда «дело» ставится выше «слова», а у Терентьева: «цветут какаисты Бревна смехом», воткнутая нога (кинжал) – цветет сама (интересно осуществить все это на сцене!), а что делается с продырявленным евнухом – для композитора не видно, – сажаем мудрецов на кол, устраивая громоотвод жизни
Были подвижники, стали сдвижники!
В драмах Зданевича дан кинематограф перпендикуляров – ежеминутно встает и падает:
В «Янко» частокол-разбойников, косая блоха и распяленный Янко, испускающий вяло «фью».
В пьесе «Асел напрокат» вертикальные женихи с невестой (Зохной) и горизонтальный осел. К концу все ложатся в слезах наземь.
В третьей дра (!) «Остров Пасхи» беспрерывные смерть и воскрешение из пяти лиц, эффект выщербленного забора и спортивная комбинация пяти пальцев в сырное лицо смерти…
У-у – глухой рев книзу и затем резкий переход кверху (а) – раскрывшаяся пасть.
Опять «хлопасть»
Дальше: «гва-гва» – лягушачье трели и квак.
графичность вопросительного знака – кружение в военной пляске («вопросительный крючок» – выражение Пушкина)
– шипенье, брызги, чахи, хлопанье лопнувшей камеры на всю Европу
«Заюская гугулица» – (сравни: юсь, выусить как шерсть, моллюски) – тонкая, как волос блондинки, как математика. Гугулица – дикое у-у гу, – чудище на тонкой плюсне-ножке.