- Изволите шутить? Миклухо и стал им только потому, что был без памяти влюблён в жизнь, а на Луну полетит самый влюблённый на Земле человек. А мне-то что там делать? .
- Прятаться в кратерах со своей зелёной тоской.
- Разве что.
- Врёшь ты, все врёшь. Тебе хочется, многого хочется. Сколько чудесного, неизведанного вокруг нас, сколько неразгаданных великих тайн! Хотя бы ради подступа к одной из них стоит мечтать, жить ненасытно. (Говорил я ему так и вдруг почувствовал, что это самое я должен бы сказать самому себе.)
И опять смешок. Сквозь зубы, ехидный:
- Простите бога ради, Геннадий Александрович, но несёте вы галиматью. Лично для меня подвиг - это абстракция, дерево без корней.
Я понял Олега: он не жаловался мне, не раздевал себя передо мной, а скорее обвинял тех, кто сделал его таким. Понял я и другое: Олег очнулся на полустанке, на котором нет справочного бюро, и расписаний с указанием маршрута поездов. Он на ходу выпрыгнул из своего душного вагона и теперь стоит, смотрит во все стороны на немые дороги и не знает, куда идти. У него есть и желание и силы, чтобы идти. Но куда, зачем? Да и стоит ли? Этого он не знает. Правда, он самолюбив и не скажет этого, а может быть, и сам ещё не осознал своего положения.
И вот тут-то шевельнулась во мне солдатская моя гордость. Ведь Олег доверился мне как старшему товарищу. Наверное, он что-то искал во мне, ждал от меня того цепкого слова, которое я не нашёл ещё и сам. Я почувствовал ответственность и... испугался.
- Ну, спать, пора спать, - сказал я. - Только скажи: зачем ты сюда приехал?
- Приехал? Меня привезли.
- Как - привезли?
- Сейчас модно это делать. Да и мама сказала, что после окончания института надо бы проехаться на периферию. Покручусь здесь годок, а потом как заслуженного человека меня пристроят в какой-нибудь научно-исследовательский институт. Вы здесь будете открывать всякие тайны, а я, чтобы не канителиться, буду их там потихоньку прикрывать.
- Циник же ты.
- А разве я вам этого ещё не сказал? Правда, есть ещё одна дерзкая мыслишка. Я в своей долгой двадцатитрехлетней жизни уже испытал все, кроме трудностей. Надо из интереса испробовать и их.
- И ещё я хочу у тебя спросить: почему ты мне, незнакомому человеку, вдруг стал все это говорить?
Было уже темно, я не видел лица Олега. Он долго не отвечал - то ли думал о чем-то, то ли подбирал нужные слова, - а потом произнёс:
- Трудно сказать. Может быть, гроза подействовала, а скорее всего... Бездомный пёс своим особым чутьём угадывает в человеке друга или врага. Наверно, поэтому я и произнёс свою благородную речь...
Вспыхнул свет. Это вошёл Дмитрий и повернул выключатель.
Свидание состоялось! Это я понял по оживлённым глазам Дмитрия, по тому, как он вошёл в комнату, - не вошёл, а вторгся, будто раздвинул её своими плечами.
- Все философствуете? Бросьте это пустое занятие. Давайте спать. Ты, - обратился он к Олегу, - ложись на моей кровати, а я на полу.
Олег начал протестовать.
- Нет, - остановил его Дмитрий, - на полу я лягу. Сегодня мне и на гвоздях было бы очень удобно спать... давай, давай ложись.
Утром нас всех разбудил Степан Степанович. Он стоял в дверях без рубашки, вытирал мохнатым полотенцем своё красное тело, широко улыбался свежими, умытыми глазами и гремел:
- Вставайте, богатыри, вас ждут великие дела! Вставайте, други!
Дмитрий лежал на спине и, наверно, снова переживал своё вчерашнее свидание. Его смуглые щеки светились, как тёмная бронза на солнце.
Олег, услышав зов отца, откинул одеяло и тоже принялся смотреть на потолок. Его зеленоватые расплывчатые глаза без очков казались плоскими. Так лежал он недолго. Вскочил и стал заниматься гимнастикой с гантелями. Атласные розовые плавки почти не выделялись на его холёном теле. И всё-таки это тело было телом гимнаста, а не барчука. Плечи, бицепсы, грудь, бедра - все мускулисто, прочно.
В душевой он поднимал руки, подставлял спину под ледяные струи...
Глядя на него, я сказал:
- А судя по выправке, ты скорее эпикуреец, чем пессимист.
- Чепуха. Просто средство от насморка.
Степан Степанович собрал завтрак и нетерпеливо прохаживался, ожидая, когда мы сядем за стол.
Мы с Олегом пить отказались.
- А я попрошу граммов сто, - сказал Дмитрий, - сегодня у меня такое настроение. Только ты, молодой человек, не делай из этого дурных выводов. Пьяных я на работе не терплю. Да и вообще водка - дрянь...
- Вы говорите, у вас сегодня такое настроение. А если у меня иногда бывает «такое»? Тогда, значит, можно? - не без ехидства спросил Олег.
- А ведь ты прав. Не буду пить, - дружелюбно ответил Дмитрий.