Ему повезло - в ларьке удалось купить арбуз весом в двенадцать килограммов. «С наших донских краёв завезён», - подумал он и ласково похлопал по полосатой коре своего земляка. Сейчас они всей семьёй сядут за маленький Светланкин стол, развалят арбуз, и от рубиновых сахаристых ломтей запахнет зоревой придонской степью. Они поговорят о родном хуторе, вспомнят знакомых, друзей, сами собой придут на память дни их любви, и тогда Дмитрий расскажет Леле и Светланке о празднике мечты.
В квартире было темно. Неужели спят? Не зажигая света в коридоре, он прошёл в комнату. Щёлкнул выключатель... у открытых дверей балкона сидела Леля. Длинные распущенные волосы закрывали её лицо. За потоком волос Дмитрий не сразу увидел Светланку. Она лежала на коленях у матери. Её ручонка беспомощно свисала к полу. Дмитрий замер в ожидании.
Леля откинула волосы и глянула на Дмитрия глазами, полными растерянности и страха.
- Ой, как ты напугал, - тихонько сказала она и поспешно наклонила голову. Сдерживая рыдания, продолжала:
- Вечер тёплый... Сказки ей рассказывала. Отнеси её на кроватку.
Осторожно опуская арбуз на пол, Дмитрий подумал: «Говорит, вечер тёплый, говорит, Светланке сказки рассказывала, а сама чуть не плачет. Ну ничего, ничего, сейчас все выяснится. А праздник мечты в другой раз справим».
Взял Светланку на руки. Она доверчиво уткнулась носиком в его грудь и пробормотала что-то невнятное.
Медленно, бесшумно, но как-то угрожающе катился по полу арбуз.
Дмитрий отнёс Светланку в другую комнату и вернулся. Леля стояла у двери. Её распущенные волосы, схваченные лентой, лежали на спине. В глазах слез не было, только стоял в них притушенный испуг...
Она положила ему на плечи руки, поцеловала обычным нежарким поцелуем жены, потом, склонившись на его грудь, прошептала:
- Плохо мне, Митя...
Он бережно подвёл её к дивану, сел рядом:
- А что врачи-то говорят?
- Климат менять надо.
- Так надо менять. К чёртовой матери всю твою деятельность. Надо лечиться.
Дмитрий вынул папиросу и нервно зашагал по комнате. Он злился на себя: почему раньше не пришла ему в голову эта мысль.
А Леля плакала и плакала, не вытирая слез.
- Да не плачь ты, ради бога. Может, в Москву съездить, к хорошим специалистам?
- Пока ничего опасного нет. Я просто расстроилась.
Дмитрий хотел её приласкать, успокоить, а Леля от этого заплакала сильнее.
Через несколько дней она сказала, что министерство согласно на её перевод в Красноярск. Леля и Светланка поедут одни, обоснуются там, и тогда он переберётся к ним.
Две недели в квартире Скирдиных длился, как сказал Дмитрий, весёлый праздник разорения.
У магазинов, на телеграфных столбах были развешаны .объявления: «В связи с отъездом срочно продаются домашние вещи». Каждый вечер приходили покупатели. Леля бойко, с шутками, торговалась с ними, и всё-таки вещи продавались за полцены. Ни Леля, ни Дмитрий не жалели об этом.
Она в эти дни повеселела, посвежела. Да и Дмитрий тоже. Ему давно хотелось побывать в Сибири, в необъятном краю суровой красы. А главное - Леля выздоровеет, будет по-прежнему приходить с работы немного усталая, но весёлая, будет петь старинные казачьи песни, рассказывать Светланке смешные сказки. Там, может быть, они отпразднуют праздник мечты.
Леля и Светланка улетали самолётом. Светланка была бесконечно рада предстоящему путешествию и никак не могла дождаться посадки в самолёт. Она торопила угрюмого дежурного по вокзалу, похожего на телеграфный столб:
- Где же самолёт наконец концов? Выпускай нас скорее, пожалуйста.
Леля тоже нервничала и почему-то с тревогой прислушивалась к каждому объявлению по радио.
И вот наконец посадка.
- Приезжай, папочка! Будь весёленький! - задыхаясь от восторга, пропищала Светланка, чмокнула его в щёку и побежала к выходу.
Леля побледнела.
- Будь...-прошептала она и задохнулась. Припала к его груди и беззвучно зарыдала.
Дмитрием тоже овладела тоска. Задрожал подбородок, пришлось сжать зубы... Мокрые Лелины щеки, ускользающие губы. А во взгляде что-то давно виденное и забытое.
Целый день он мучился, пытался вспомнить, где и когда видел этот Лелин взгляд. Вспомнил только ночью.... Лёг на старенькую жёсткую кровать, укрылся ветхим, ещё из Лелиного приданого, одеялом и никак не мог заснуть. По потолку то лениво ползали, то кружились чёрные пятна с голубой каймой. В ушах возник скрежещущий, свиристящий шум. Он достался Дмитрию от контузии и всегда был слышен в тишине, напоминая о боях у Волги. Поэтому тишина его угнетала, он избегал её. А в этот раз тишина и темнота в пустой квартире пугала, как пугала в детстве... Потом вспомнилась юность. Леля на вечере школьной самодеятельности, у трактора, когда провожала на фронт. Наверно, она в тот день мучилась оттого, что не могла сказать ему самого главного. Ей, девочке, не совсем было понятно, в чем состоит это главное, но оно существовало в ней. О нем могли сказать только глаза. И они сказали Дмитрию... Точно таким был её взгляд сегодня, у самолёта. Дмитрий понял это и успокоился. Засыпая, он шептал Леле какие-то ласковые слова - за то, что она сохранила в чистоте любовь к нему. Семь лет, как семь весёлых дней прошли, а вот эти пятнадцать дней после отъезда Лели тянулись, как пятнадцать лет. В синем ящике все ещё было пусто. Дальше ждать было невозможно, и на шестнадцатый день Дмитрий решил сам пойти на почту.