- И с Олегом не можешь? - Я понял, что задал ненужный вопрос, но что делать, если он уже задан?
Вера, к счастью, отнеслась к вопросу спокойно.
- С Олегом тем более не могу. Так умру я или нет?
Соврать или как-то кругленько отвертеться тут было невозможно, и я сказал, что думал:
- Не умрёшь, если хватит у тебя воли. Только любовь к жизни спасает...
- Я не умру...
Вошёл Павел Петрович. Он, видимо, хотел сказать дочери нечто важное, но постеснялся меня и зачем-то стал поправлять Верину подушку, одеяло... Вера схватила его за руку, стала целовать её и заплакала.
- Хороший ты мой папа, хороший, хороший...
У Павла Петровича задрожал подбородок, запрыгал ус. Он присел на краешек кровати, справился со своими размякшими нервами. Поцеловал дочку в щёку, поправил её растрепавшиеся волосы и спросил:
- Не обижаешься, значит, на меня?
- Я думала, ты на меня обижаешься. Вот выздоровлю и опять пойду в котлован. Ты попроси Дмитрия Афанасьевича, чтобы он на моё место не брал никого. Я скоро поправлюсь. Вот увидишь.
- Ты сама бы попросила.
Вера заволновалась, будто испугалась чего.
- Я... ты уж лучше сам.
- Ничего, ничего, сам попрошу. Ты об этом не думай.
И вообще, в присутствии Дмитрия Вера чуть ли не с головой укрывалась одеялом, говорила срывающимся шёпотом. Зато когда приходил Олег, она оживлялась, просила его почитать вслух «Фацелию» Михаила Пришвина или рассказы Александра Грина.
Олег рассыпал по голубому атласу одеяла цветы и театрально читал неведомо кем написанные строки:
Я усыплю тебя цветами, звёздный мир я тебе подарю.
Польщённая Вера тихонько смеялась и безвольно возражала Олегу:
- Не надо мне звёздного мира, что я с ним буду делать? Ты вот лучше садись и читай.
Он закрывал глаза, откинувшись на спинку кресла, словно пытаясь представить то, о чем сейчас будет читать, а потом улыбался и начинал...
Бушевала последняя мартовская метель. Я говорю, последняя, потому что в небесных закромах, видно, оставалось совсем мало снегу, и на земле вместе с лопоухими ошмётками летели капли дождя.
Ветер хоть и выл по-зимнему зло, но в его вое и рёве уже можно было услышать будущие весёлые мелодии весны. Я слушал эти мелодии, они тревожили меня, не давали уснуть.
Люда лежала на моей руке и тоже слушала метель. В эти минуты она была похожа на пригревшегося котёнка. Мне так и чудилось, что она вот-вот замурлычет. Но она не замурлыкала, а открыла глаза и негромко, со вздохом, сказала:
- Какая у них красивая любовь...
- А я бы сказал - драматическая.
- Не вижу никакой драмы.
- Напрасно. Дмитрий считает, что недостоин её, а она робеет перед ним. До страха робеет.
Люда тихонько засмеялась.
- Чудак ты. При чем тут Дмитрий, если она любит Олега?
- Вера сама тебе об этом сказала?
- Сама.
- Она тебе сказала неправду.
- Ты-то откуда знаешь?
- Знаю.
- Ну, хватит. Спи... Ничего ты в этих делах не. понимаешь. Спи.
- В том-то и дело, что Вера любит Дмитрия. И боится даже себе в этом признаться.
Люда прижалась к моей щеке, положила руку на мои глаза...
- Спи. Не надо об этом больше говорить.
А сама всё-таки заговорила:
- Зачем ей тридцатипятилетний мужчина с ребёнком... Олег такой красивый, молодой.
Я выключил настольную лампу. В темноте ещё отчётливее послышались голоса весны в стонах последней метели. И думать в темноте легче, приятнее...
Смешная Людка, зачем ей нужна чужая любовь? Вот и нет этой любви, а ей так хочется, что она выдумала её...
И я, наверно, смешной. Может быть, и у Дмитрия с Верой нет любви, а мне хочется, чтобы она была, поэтому я и верю в неё. Должно быть, так и надо.
Не только мне и Люде - это необходимо всем. Какие-то тонкие, почти невидимые ниточки должны постоянно связывать людей, без этого нельзя. Может, с этого и начинается счастье большой человеческой семьи.
...Жалко мне Олега. Что, если Вера и есть та человеческая душа, которая согреет его? А как быть с Дмитрием? В его волосах за последние недели появилась седина. «Заблудился я, что ли?» - говорил он мне и тяжело вздыхал. Дмитрий думал, что ему станет лучше, когда приедет мать со Светланкой, а получилось наоборот. Ласковая дочурка напоминала ему о семье, которая так неожиданно для него разрушилась...
Не меньше, чем Олег и Дмитрий, беспокоили меня старики. Павлу Петровичу нравился Дмитрий, а Анне Сергеевне - Олег.
Вот и разберись во всей этой путанице, попробуй. А надо, обязательно надо...
- Спи, голубчик. Нам с тобой тоже надо немного покоя, - тихонько сказала Люда. То ли она не спала и слышала мои мысли, то ли бормотала во сне.