— У меня нет никаких убеждений…
— Точно!
Карл снова засмеялся.
— Я буду пассивно сопротивляться любому человеку в этой пивной!
— О, заткнись! Я нашел то, что не найдет ни один из вас.
— Это, кажется, пошло тебе на пользу, — грубо сказал Карл, сразу же пожалел об этом и положил руку на плечо Джонни, но юноша скинул ее и ушел из бара.
Карл очень расстроился.
— Не тревожься о Джонни, — сказал Джерард. — Он всегда попадается на чью-либо удочку.
— Я не об этом. Он прав. Он имеет что-то, во что верит. Я не могу найти ничего.
— Так спокойнее.
— Я не знаю, как ты можешь говорить о спокойствии при твоем мрачном интересе к ведьмам и тому подобному.
— У каждого свои проблемы, — сказал Джерард. — Выпей еще.
Карл нахмурился.
— Я напал на Джонни только потому, что он смутил меня, выставив на посмешище.
— У каждого свои проблемы. Выпей еще.
— Хорошо.
Я пойман. Тону. Не могу быть самим собой. Сделан тем, что хотели другие. Неужели это судьба каждого человека? Не были ли великие индивидуалисты созданиями своих друзей, которые хотели иметь великих индивидуалистов в качестве друзей?
Великие индивидуалисты должны быть одиноки, чтобы люди считали их неуязвимыми. Под конец их уже не воспринимают людьми. Обращаются как с символом вещи, которой уже не существует. Они должны быть одинокими.
Никому не нужными.
Всегда есть какая-то причины быть одиноким.
Никому не нужным…
— Мама… я хочу…
— Кому есть дело до того, что ты хочешь? Отсутствовать почти год! Не писать. Как насчет того, что хочу я? Где ты был? Я могла умереть…
— Постарайся понять меня…
— Зачем? Ты когда-нибудь пытался понять меня?
— Да, я пытался…
— Черта с два! Чего ты хочешь на этот раз?
— Я хочу…
— Разве я не говорила, доктор сказал мне…
Одинок…
Мне нужно…
Я хочу…
— Ты ничего не получишь в этом мире, чего не заработал. И не всегда получишь даже то, что заработал.
Пьяный Глогер облокотился о стойку бара и слушал низкорослого краснолицего мужчину.
— Есть масса людей, не получающих того, что они заслуживают, — сказал бармен и засмеялся.
— Я имею в виду, что… — продолжал краснолицый мужчина медленно.
— Почему бы тебе не заткнуться? — сказал Карл.
— О, заткнитесь вы оба! — сказал бармен.
Любимая…
Изящная, нежная, милая.
Любовь…
— Твоя беда, Карл, — говорил Джерард, когда они шли к ресторану, где Джерард хотел угостить ленчем Карла, — в том, что ты все еще веришь в романтичную любовь. Погляди на меня. У меня полный набор недостатков… на которые ты любишь иногда указывать так непочтительно. Я становлюсь ужасно грубым, наблюдая черную мессу и тому подобное. Но я не бегаю, потроша девственниц, — частично потому, что это противозаконно. А против вас, романтичных извращенцев, нет закона, чтобы остановить. Я не могу заниматься любовью, если на ней не надето нижнее белье с черными кружевами, а ты не можешь сделать это, если не поклоняешься вечной любви, и она не поклоняется в ответ, и все ужасно запутывается. Ты причиняешь себе и бедным девушкам, которых используешь, страшный вред! Это отвратительно!
— Сегодня ты более циничен, чем обычно, Джерард.
— Нет, ни капельки. Я говорю абсолютно искренне… Я ни к кому не чувствовал привязанности за всю свою жизнь! Романтичная любовь! В самом деле, против нее должен быть закон. Отвратительно! Катастрофично! Посмотри, что случилось с Ромео и Джульеттой! Здесь предупреждение всем нам.
— О, Джерард…
— Почему ты не можешь просто спать с ней и наслаждаться? Остановись на этом. Считай это само собой разумеющимся! Не развращай при этом бедную девушку.
— Обычно они сами хотят этого.
— Ты прав, милый мальчик.
— Ты совсем не веришь в любовь, Джерард?
— Мой дорогой Карл, если бы я верил в какую-нибудь любовь, разве я стал бы тебя предостерегать?
Карл улыбнулся.
— Ты очень добр, Джерард…
— О, господи! не надо, Карл, пожалуйста! Если ты еще раз посмотришь на меня таким образом, я не буду кормить тебя дорогим ленчем, и это вполне серьезно.
Карл вздохнул. Единственный человек, который выказывал по отношению к нему какое-то корыстное расположение, был единственным, кто открыто говорил об этом. В самом деле, смешно.
Я хочу…
Мне нужно…
Я хочу…
— Моника, во мне чего-то не хватает…
— Чего именно?
— Ну, скорее, это отсутствие отсутствия, если ты понимаешь, что я имею в виду.