— О, ради Бога…
— Ты впечатлительный, — говорила ему Ева.
— Нет, я говорил тебе, я жалею себя. Это похоже на впечатлительность?
— О, Карл, ты не делаешь себе никакого послабления?
— Послабления? Я не заслуживаю его.
— Что ты ищешь, Карл? — спросил Джерард за ленчем.
— Не знаю. Возможно, Чашу Грааля. Еве казалось, что я найду ее.
— Почему бы и нет? В наши дни она стоила бы целое состояние! Не взять ли нам еще бутылочку?
— Ты знаешь, Джерард, я не мученик. Я не святой, не герой, не бездельник какой-нибудь. Я — просто я сам. Почему люди не могут принимать меня таким?
— Карл, мне ты нравишься именно такой.
— Зачем ты опекаешь меня? Я нравлюсь тебе запутавшимся — ты это имеешь в виду?
— Может быть, ты прав. Еще бутылочку?
— Хорошо.
Джерард предложил платить, чтобы Глогер мог изучать психологию.
— Я делаю это только потому, что боюсь, что с тобой что-нибудь случится. Ты даже можешь примкнуть к Католической церкви!
Он слушал курс целый год, а потом бросил ходить на занятия. Все, что он хотел — это изучать Джанга, а они настаивали, чтобы он учился и другим дисциплинам, большую часть которых нашел совершенно неинтересными.
Боже?
Боже?
Боже?
Нет ответа.
С Джерардом он был внимательным, серьезным и разумным.
С Джонни он был снисходителен, насмешлив.
С некоторыми он был спокоен. С некоторыми — шумным. В компании глупцов он был счастлив, как глупец. В компании тех, кем восхищался, был доволен, если казался проницательным.
— Почему я разный с разными людьми, Джерард? Я не знаю, кто я на самом деле. Который из этих людей — я, Джерард? Что неправильно во мне?
— Может быть, ты слишком стараешься понравиться, Карл.
7
Он снова встретил Монику летом 1962 года, вскоре после того, как бросил занятия. В то время он брался за любую работу, и его психика была очень неустойчивой.
Моника оказалась очень кстати — искусный проводник в умственной темноте, готовой поглотить его.
Оба они жили недалеко от Голландского парка и встретились там однажды в воскресенье у пруда с золотыми рыбками в декоративном палисаднике.
Они ходили в парк почти каждое воскресенье. К тому времени он был полностью одержим странным христианским мистицизмом Джанга.
Она, всегда презиравшая Джанга, вскоре стала обхаивать перед Карлом все идеи этого учения.
Хотя Моника и не полностью убедила Карла, ей удалось сбить его с толку.
Прошло шесть месяцев прежде, чем они легли в постель.
Он проснулся и увидел Иоанна, склонившегося над ним. На бородатом лице Крестителя было выражение нетерпеливого ожидания.
— Ну, Эммануил?
Карл почесал собственную бороду и кивнул.
— Хорошо, Иоанн, я помогу вам ради тебя, потому что ты спас мне жизнь и стал моим другом. Но взамен ты пошлешь людей притащить мою колесницу сюда, и как можно быстрее. Я хочу посмотреть, нельзя ли ее починить.
— Я сделаю это.
— Не питай слишком большую надежду на мою силу, Иоанн…
— Я абсолютно верю в нее…
— Надеюсь, ты не будешь разочарован.
— Не буду. — Иоанн положил ладонь на плечо Глогера. — Ты должен крестить меня, показать всем, что Адонай с нами.
Глогера все еще тревожила вера Крестителя в его власть, но ему больше нечего было сказать. Если другие разделяют веру Крестителя, тогда, возможно, он сможет что-нибудь сделать.
Глогер снова стал оживленным, как и предыдущим вечером, и на его лице непроизвольно появилась широкая улыбка.
Креститель засмеялся, сперва неуверенно, но затем все более непринужденно.
Глогер тоже засмеялся. Он не мог остановиться, часто прерываясь, чтобы захватить ртом побольше воздуха.
Совершенно невозможно представить себе, что он оказался тем человеком, который вместе с Иоанном Крестителем подготовит путь для Христа. Тем не менее, Христос еще не появился. Возможно, догадался Глогер, дело происходит за год до распятия.
Было слишком жарко.
Они сидели под навесом кафетерия, наблюдая за проходящим в отдалении матчем в крикет.
Неподалеку от них на траве сидели две девушки и парень. Вся компания пила апельсиновый сок из пластмассовых чашек. У одной из девушек на коленях лежала гитара, и она, поставив чашку на землю, начала играть, запев высоким нежным голосом народную песню.