В раздумьях, я позволяю Ксавье целовать себя. Рассеянно размышляя о том, что все закончится в койке. И о том, зачем я все это делаю? Он даже не в моем вкусе… Просто этим вечером, почему-то решив, будто я бедна, он ведет меня за руку, сквозь бурлящие жизнью клубы. Знакомит с какими-то ненужными мне людьми и говорит, чтоб я не волновалась о деньгах.
Мне даже не смешно.
– Я все верну тебе, когда я стану миллиардершей.
Ксавье смеется до слез.
Наверное, по-настоящему перспективные девушки сейчас уже спят и ни один фотограф не поит их на халяву. Но я не очень-то перспективная. Я без своей фамилии – это просто я. Беловолосая телка с большими сиськами. Какой-то надушенный старец уж успел объяснить мне, что подобные лица – это область кино.
– Ни одна девушка не решит, что станет такой как ты, если купит ту же косметику, – сообщил он. – Такая внешность – редкость. С такой бы нужно в кино… Ты опоздала родиться, девочка. В мое время ты была бы звездой. Сейчас же в моде откровенно некрасивые лица с изюминкой… Но в мое время эту «изюминку» называли иначе. Сказать тебе, как? Уродство! То ли дело, вот, ты!
Милый дедушка, только руки ловчей, чем у Копперфильда. Я вдохнуть не могу, а он умудряется просунуть мне пальцы в лиф и ощупать сиськи.
– Пойдем со мной?..
Я отсаживаюсь подальше.
Вклад в чужие трусы
На подходе к третьему клубу, мне неожиданно начинает нравиться все и вся.
Ненужные люди становятся родными и близкими, Ксавье и его поцелуи – в радость. Не знаю, что тому виной: алкоголь, кокаин или девушки, которые твердят, как мне повезло, но я так счастлива, будто в самом деле бедна и выиграла в модельную лотерею.
Старцы отсеялись. Часть девушек, вроде, тоже. Наверное, повели старцев спать.
Наша компания смешивается с какой-то другой. Девушки с обеих сторон фальшиво и шумно радуются встрече, целуются, коротко осматривают наряды и не переставая позируют, словно не в клуб заходят, а снимаются в ролике.
Я тоже с кем-то здороваюсь и знакомлюсь, с кем-то целуюсь, забывая имена в тот же миг, как услышала. Чьи-то руки сменяют другие руки, я жму их все, смеюсь не переставая, когда внезапно, передо мной оказывается Он.
Герой, ради которого я все это закрутила.
Моя улыбка замирает и крошится. Фальшивое имя примерзает к верхним зубам.
– Пенелопи, а? – говорит он. – А где Верена?
Филипп, обвешанный моделями с обеих сторон.
– Верена? – спрашивает Ксавье.
– А-а, – опомнившись, восклицаю я, – это моя соседка по общежитию. Она уехала… Ммм… по работе.
– А! – говорит Филипп. – Трудолюбивая маленькая пчелка. Все тычинки, да пестики.
Модели осторожно смеются; их глаза ощупывают меня. Словно тоненькими, невидимыми щупальцами. Лезут в зубы, декольте и корни волос. Тряхнув плечом, Филипп сбрасывает с себя брюнетку, что я недавно видела в туалете. И незнакомую мне прежде блондинку с порозными волосами. Интересно, где Рыжая? Все еще в туалете?
Он дал ей отставку?..
– Ты что, наркотики приняла? – спросил Филипп. – Ты на ногах не стоишь…
– Ну, если это не ноги то, что ты там сам принимал?! – окрысилась я.
Девушки рассмеялись; мне хотелось поубивать их всех, но их было слишком много. Я не осмелилась. Филипп обнял за талии двух ближайших и удалился четкой плавной походкой льва.
– Выглядишь, как городская сумасшедшая, Пенни.
В первый миг мне казалось, я не смогу дышать. Я каждой клеточкой ощутила убожество образа, в котором пришла. Красные тени, красные брови. Увидела все еще раз, его взглядом…
Казалось, боль разорвет меня на мелкие части. Но боль отступила прочь. Как волна, разрушив прибрежный город, откатывается в море.
Ксавье обнял меня.
– Ты в порядке? – спросил он взволнованно.
– Нет. Я хочу домой.
– Из-за этого типа? Слушай, он же дерьмо, хоть и золоченое. Ты знаешь, сколько девчонкам приходится от него терпеть? Знаешь, какой он грубый и мерзкий?.. Ты еще очень молоденькая и не знаешь таких парней. Его одежда и образ – это ненастоящее. Внутри этот парень – просто кусок дерьма. Твоя подруга знает, что он женат?
Я кивнула и шмыгнув носом, пошла за Ксавье.
Ночь падала на голову хлопьями кокаина.
Запрокинув голову, чтобы не потекла тушь, я плакала в туалетной кабинке. Какая-то девушка кричала в свой телефон:
– Приезжай в «Лимон»! Тут нечто невообразимое начинается! Штрассенберг буквально швыряется деньгами.
Я решительно вышла из туалета и пошла в зал.
Филипп сидел на диване, как русский олигарх в кино, а вокруг него на все лады танцевали и извивались девицы. Не знаю, что именно им приходилось «терпеть», – но все они выглядели довольными и прыгали очень резво, – Филипп щедрой рукой совал им в трусы оранжевые купюры. Кому под джинсы, кому под юбки. Девицы кокетливо взвизгивали, но все ему позволяли.