– Ви, – начал Ральф. – Филипп не может жениться… Он сам не может иметь детей и…
– Уходите оба! Пожалуйста! – перебила я. – Уходите и никогда больше не возвращайтесь! Я буду ненавидеть вас, пока не умру!
Эра Герцога
Герцогу было два года, когда я его нашла. Самый расцвет для собаки. И хотя его рассвет омрачался глухотой и «постом» в лесу, пес умудрился оправиться и от худобы, и от воспаления легких. Шерсть с него слезла, до смерти напугав нас всех, но Кристиан объяснил, – это не лишай, а лишь побочка от одного из лекарств. И чувствовал Герцог себя прекрасно.
Когда отец, – посвежевший и крепкий вернулся из санатория, его встретил крепкий и посвежевший пес.
Гулять по улице с ним было нельзя: он абсолютно не реагировал на команды и пер, как танк, что с его ростом и весом было просто опасно для человека, на том конце поводка. Но папа научил его носить мяч и купил пушку, стреляющую шарами для тенниса, чтобы Герцог побольше двигался. Даже Маркус, который признался мне, что ему стыдно изменять памяти Ланселота, – сдался и приходил поиграть. Он говорил всем, что не может перешагнуть себя, полюбив другую собаку, однако, все мы не раз и не два замечали, как он крадется в ночи, как Дракула, чтобы посетить псарню.
Казалось, Герцог стал тотемным животным в доме. И все, включая новеньких горничных и помощников Николая, тайком таскали ему собачьи лакомства с удовольствием наблюдая, наблюдали как он оправляется от болезни. Как наливаются силой тугие мышцы, как сероватые заплешины зарастают новой блестящей шерсть и, как в конце концов, Герцог пытается компенсировать свою глухоту, научившись постоянно смотреть на своего Человека.
Человеком, естественно, был отец.
Собаки мыслят иначе, чем человеки. Он вряд ли соображал, кто его привез и кто выходил. Герцог искал Хозяина, вожака человечьей Стаи. Им здесь по праву был Фредерик. И пес ему подчинялся, а на меня клал лапы, как Грета и норовил облизать лицо. И я была счастлива, пока Маркус не объяснил, что пес считает будто он главный. Я не поверила, попробовала обнять Герцога, но пес среагировал точно так, как предрекал дядя. Уклонился и резко встал, оттолкнув меня задом.
– Ублюдок неблагодарный! – взвизгнула я, едва не упав в камин. – Как он смеет меня отталкивать! Если бы не я, его бы в этой семье и близко не было!
И Маркус, сидевший с шерри в глубоком кресле сказал миролюбиво:
– Она говорит о собаке.
За моей спиной, в сутане и коловратке, стоял отец Ральф, стопроцентно подходящий под описание.
– Что ты здесь делаешь?
– Я секретарь епископа.
Онемев, я уставилась на вошедшего с ним отца.
– Серьезно?! Ты издеваешься?!
– Он сюда приехал, как мой помощник!
– Да, действительно! Я-то кто такая? Всего-то-навсего твоя дочь!
В тот день ничто не предвещало беды
В тот день, когда я решила покидать мячик, ничто не предвещало беды.
Каркали в лесняке вороны. Черная кошка, сидевшая на воротах, мыла лапкой розовый рот. Герцог носился по заднему двору, изогнув шею, как жеребец. Кошка брезгливо следила за ним поверх блестящей смоляной лапки… Я даже успела подумать: видимо Герцог спокойно относится к кошкам.
Потом мир дрогнул. Испустив драконий, оглушающий рык, Герцог бросился на нахалку и… в длинном прыжке преодолел полутораметровый забор! Я видела, как кошка легкими длинными прыжками, словно издеваясь над умственно-отсталым, неповоротливым псом, взлетела на дубовую ветку. Герцог с размаху, яростно лая, уперся лапами в дерево.
Какое-то время он прыгал, разрываясь от ярости, потом поднял лапу, яростно швырнул задними пару горстей земли и затрусил прочь, в сторону Бланкенезе. Наверное, осматривать знаменитые старинные лестницы.
Я не была одета для выхода в свет, но что оставалось делать?
Схватив поводок, я перелезла через забор и бросилась вслед за Герцогом.
Он двигался неспеша, красивым легким галопом. Туристы расступались пред ним, как море пред Моисеем. И я, задыхаясь и чуть не плача от своего бессилия, бежала следом, сильно уступая Герцогу в скорости, легкости и длине прыжка.
Кричать и звать его было бесполезно. Японские туристы дружно щелкнули камерами своих телефонов, когда он промчался мимо, словно Пегас. Какая-то женщина завизжала. Какой-то ребенок крикнул:
– Ошадка!
Какай-то мужик бесстрашно вышел вперед и когда Герцог ласково повилял хвостом, схватил его за ошейник.
– Господи! – выдохнула я. – Господи, спасибо!
– Тсс! – улыбнулся он. – В этом воплощении я – Эрик. Не выдавайте никому, что я бог…
– …Эрик? – переспросила Элизабет, перебирая жемчужины у себя на шее. – Хм… Быть может, это тот нувориш, что купил старое поместье Линкштайнеров. – Какой он из себя?