Видимо, она была не единственной, кто все испытывал неприязнь к новым деньгам. Пусть даже Эрик заработал их честно, своим умом, на изобретении какой-то компьютерной технологии. Но его взгляд насчет женитьбы стали известны, и старая аристократия не желала с ним знаться. Ни Бланкенезе, ни тем более, Штрассенберг.
– …я сам влюблялся и понимаю, как может страдать молодая девушка, когда самая первая любовь…
– Господин Байсхауэер, – трагически сказал Маркус. – Словами ничего не решить. Было бы куда честнее и благороднее дать ей время. Сердце ее разбито… Дайте ей шанс смириться, дайте прийти в себя. Дайте выстоять под ударами злой судьбы!..
Тут он, немного, на мой взгляд перегнул. Близнецы Себастьяна переглянулись, заподозрив самое худшее.
– Он растворителя надышался, что ли?! – прошептал Фрэнк.
Я сжала губы, стараясь не рассмеяться.
– Тсс!..
– Я не хотел ничего плохого! – еще раз горячо сказал Эрик. Он, видно, думал, что старая аристократия выражается фразами из романов Шарлотты Бронте.
– Я верю вам! Все ваша харизма… – Маркус обернулся, потому что отец не удержался и всхлипнул. – Простите, но нам по-прежнему тяжело говорить об этом. Боль до сих пор свежа.
– Да-да, – Эрик так и не заподозрил, что над ним издеваются. – Простите, я не подумал.
И Маркус, который был скрытый садист, как и все художники, внезапно распахнул дверь пошире.
– Зато я думаю! Каждый день. Взгляните, что вы наделали. Бедная девочка ходит в этом две недели подряд и плачет, не понимая, почему папочка не может купить ей мужа!
Застигнутая врасплох в сорочке для брачной ночи, я ничего не сказала. Лишь отвернула голову.
– Прошу вас, идите, – закончил Маркус. – Вы причинили нам достаточно боли.
Эрик мелькнул на миг; с вытянутым от удивления лицом и Маркус почти что захлопнул дверь… Но тут произошло непредвиденное.
Маленькие графчики, которые по части женщин стояли на той же ступени развития, что и Герцог, вдруг горячо обиделись за семью.
– Что?! – вскричал Фрэнк, подскакивая. – Значит, это правда? Ты изменяла Филу?! С этим чмом?
От возмущения, у него встал дыбом светлый чубчик, и братья разом бросились на обидчика.
Никто и слова не успел вставить.
Эрик, такой весь сдержанный, когда перед ним стояли двое взрослых парней, внезапно взвился, когда на него обрушился словесный нетерпеж близнецов.
– Кто – чмо?!
– Ты! – Френк очень грубо упомянул родню оппонента по женской линии. – Нувориш сраный. Ты дуришь девчонке голову, чтобы пробраться в нашу семью.
Небрежно, словно красуясь, Эрик вскинул кулак и врезал мальчику в челюсть. Фрэнк рухнул мне в ноги, как подкошенное дерево. Я громко ахнула, отступив. И еще громче, когда Фрэнк встал и сплюнул на мое платье.
Не нарочно, не глядя, но очень метко. Красное пятно мгновенно пропитало подол.
– Девственная кровь, – сказала Элизабет, спокойно скрещивая на груди руки.
Фрэнк завопил, бросаясь в атаку. Герцог яростно залаял, таща за собой епископа. Маркус бросился к брату, пытаясь помочь ему удержать пса. Лишь Лизель с удовольствием наблюдала.
– Извинись немедленно! – потребовал Эрик, хватая подростка за воротник.
– Штрассенберги не извиняются перед чернью! – изрек он так, словно стоял в этом холе пару веков назад, когда слово «чернь» еще имела значение.
– Чернью?! – завопил Эрик.
Слюна вскипела у него на губах, он размахнулся снова, но Фрэнк успел вывернуться. Бросился, но Эрик сам отскочил и Фредерик-младший подхватил брата в паре сантиметров от пола.
– Оставь его! – завопила я, загородив этих дураков собой.
– Отойди! – рявкнул Эрик и тут… в гостиной появился незаявленный ранее боец.
Не разбираясь, ни у кого ничего не спрашивая, Ральф молча пересек холл, отшвырнул меня на диван и, широко расставив большой и указательный пальцы, врезал этой «рогаткой» Эрику в адамово яблоко.
Тот задохнулся. Не говоря ни слова, даже не меняясь в лице, Ральф тут же перехватил его за нос, выкрутил, дважды, коленом, сильно ударил под ребра.
Это было красиво, должна признать. Маленькая Виви на миг ожила во мне, чтоб похлопать в ладошки, но я мгновенно скрутила ее и заперла вновь. Эта маленькая восторженная дурочка никак не могла принять, что ее не любят и осложняла восприятие мира.
Эрик загнулся от неожиданности, и Ральф перехватил его голову, прижал к себе левой рукой, а правой принялся быстро и сильно бить в бок. Мы молча слушали глухие удары. Три, четыре, еще один.
В гневе, или не в гневе, а подставляться он явно не собирался и бил по почкам.
– Ральф, хватит! – тихо сказал Фредерик-отец. – Ральф!!!